Только теперь он разволновался по-настоящему, наморщил лоб:
– Что же нам тогда делать?
По ту сторону разбитого лайнера кто-то садился. Жиденькая азотная атмосфера донесла визг двигателей. Направленный вниз выхлоп дюз поднял тучи пыли, из-под корпуса «Амстердама» покатились мелкие осколки. Место крушения пересекли длинные тени.
– Не стоять на месте, – ответила я. – Пока нас не видят, будем живы.
Угол был идеально прямым – как ножом обрезали. Свернув за него, скрывшись из виду, я сразу остановилась перевести дыхание. Полоску неба в двух километрах над нами усеивали яркие, жесткие звезды. Мы оба запыхались, а у меня еще и ныла раненая рука. Позади, отдаваясь эхом в каньоне, на месте крушения что-то тихо повизгивало.
Адам прислушался:
– Что это?
– Гауссовы винтовки…
Мне этот звук был хорошо знаком.
– …полагаю, расстреливают выживших.
Он укоризненно взглянул на меня:
– Не смешно.
– А я и не шучу.
Те, с магнитными ружьями, как видно, применяли их без колебания.
– Идем. – я ухватила Адама за плечо. – Надо двигаться.
Он упирался, как непослушный ребенок.
– Надо же что-то делать?
– Мы ничего не можем сделать.
– Но ведь люди…
Я подняла ладонь. Отлично понимала, что, как только стрельба прекратится, нападающие расширят район поиска. Здесь, между гладкими вертикальными стенами ущелья, мы станем открытой мишенью.
– Были там люди, – сказала я ему, – а теперь одни покойники. Им уже не помочь. Самим бы спастись.
Адам сглотнул. Увидев, что он намерен поспорить, я хлестнула его по щеке. Звук пощечины отдался от стен.
– Горевать сейчас – непозволительная роскошь, – быстро заговорила я, пока он не опомнился от удара.
У меня горела ладонь, а голос звучал тихо и угрожающе:
– Выберемся в безопасное место – сможешь поплакать о погибших. Хоть сонет сраный им посвящай. До тех пор держись меня и выполняй приказы. Ясно?
Он моргнул, зажимая ладонью щеку.
– Ты понял?
– Я…
– ТЫ ПО-НЯЛ?
– Д-да…
– Да – что?
– Да, мэм.
Я развернулась на каблуках и зашагала, не сомневаясь, что он потащится следом. Некуда ему было больше идти. Весь его мир встал на голову, и я была ему нужна – чтобы заботиться, чтобы говорить, что делать. Пока я заставляю его двигаться, ему некогда будет поддаваться шоку.
Через полкилометра каньон разветвлялся и дальше очень скоро разветвлялся еще раз. Я свернула вправо на первой развилке и влево на второй, выбирая наугад, чтобы затруднить выбор преследователям. Если не будем стоять на месте и не упремся в тупик, пешком нас не догонят.
