партии эсэров. Имена Карповича, Балмашева
[71], Гершуни, Каляева
[72], Сазонова
[73] были у всех на устах. Террористические удары встречались во всех слоях общества с энтузиазмом, и они имели не только русское, но и общеевропейское значение.
…Я не верил в целесообразность эсэровских планов касательно народных революционных движений, при которых политический террор играл бы служебную роль.
Вот почему до убийства Плеве я был защитником «Боевой Организации» эсэров и только требовал систематичности в ее деятельности и угроз лично по отношению к царю до тех пор, пока правительство не откажется от тогдашней его реакции.
После же убийства Плеве, когда началась «весна», я стал настаивать на том, что необходимо — быть может, даже и не распуская «Боевой Организации» — обратиться к правительству с предложением перемирия.
…Летом 1905 г. появились первые слухи об организации Государственной Думы. В обществе было сильное оживление.
Тогда я стал еще с большей решимостью настаивать на том, что террористы должны начать переговоры с правительством.
…В августе, сентябре, октябре в России происходили события огромной важности. С каждым днем во мне возрастала уверенность, что старая Россия умирает и нарождается новая Россия, несмотря на все упрямство власти.
События половины октября 1905 года доходили до нас, за границу, урывками. Телеграф работал неисправно. Наконец был получен по телеграфу текст манифеста 17 октября[74]. Судя по ходу событий, я его ждал. Через час я уже сложил свои вещи и пошел прощаться с моими друзьями, чтобы в тот же день выехать в Россию.
…Я знал, что на границе меня пропустить не могли, если бы я явился под своим именем. Ареста я не боялся, но арест для меня был бы более выгоден в Петербурге, чем на границе. Поэтому я взял чужой паспорт и с ним поехал в Россию через ст. Вержболово.
В Вержболове на вокзале было необыкновенное оживление. Там, на границе, отразилась, конечно, вся та нервная жизнь, которая в этот момент охватила и Петербург, и всю Россию. В общей суматохе я проехал благополучно и на следующий день поздно вечером был в Петербурге с чужим паспортом в кармане.
Итак, я — снова на родине после 15 лет эмиграции!
В Петербурге снова под своим именем
Прошло несколько дней. Я перевидал много знакомых, с кем условился на случай своего ареста насчет своих дел, кому надо — выяснил мою политическую позицию и решил легализироваться, т. е. перестать скрываться, не прописываясь. Кроме одного-двух человек, не было никого, кто бы одобрял это мое решение. Наоборот, мне предлагали паспорта, деньги и убеждали, пока не выяснятся обстоятельства, снова уехать или за границу или, по крайней мере, в Финляндию. Только П. Б. Струве
