Гревилл дотащил ее до ожидавшей нанятой кареты, буквально швырнул внутрь и распорядился кучеру:
— Отвезешь домой!
— А… ты?..
В ответ Чарльз со злостью захлопнул дверцу кареты. Он был не в состоянии разговаривать с этой красивой дурой! Никакие уроки воспитания не помогали исправить ее мозги, Эмма продолжала жить так, словно все вокруг обязаны терпеть ее выходки, помогать ей и на все закрывать глаза.
Гревилл отправился в свой лондонский дом. Он не знал, что будет дальше, не знал, как поступит с самой Эммой, но чувствовал, что готов в случае скандала выкинуть ее обратно в деревню. Никакая самая совершенная красота не стоила всеобщего позора и как следствие — разрушенной карьеры. Гревилл понимал, что ради этой девки, которую он вытащил из позорного небытия в уэльской глуши на свою голову, как бы она ни была красива, не сможет отказаться от своего будущего.
Чарльз был пятым сыном в семье, а потому не мог претендовать на фамильное наследство, только на ренту от него, и вынужден был полагаться на собственный заработок и изворотливость. Да, ему приходилось быть расчетливым и даже жестоким, но как иначе, если хотелось выбиться выше, а помочь некому, кроме вон дяди Уильяма Гамильтона.
А тут еще эта обуза, способная испортить репутацию своими выходками… При мысли об идиотском поступке Эммы Чарльз даже застонал. Эмма бывала в театре, ведь она была служанкой в доме совладельца театра «Друри-Лейн», она прекрасно знала, что никто не распевает арии посреди партера. Что это, как не желание опозорить его? Дура! Нагадить тому, кто тебя содержит, могла только полная и безмозглая дура!
А разве не дура могла поверить Гарри Федерстонхо, что тот на ней женится, забрав из борделя? А забеременеть от кого попало? Гарри глуп, если поверил, что ребенок от него. Но, судя по поведению, не поверил, и правильно сделал.
Но Гарри в Италии поправлял пошатнувшееся в разгульных оргиях в Ап-Парке здоровье, а Эмма здесь, у него, Гревилла, и вполне способна утянуть его на дно, откуда с таким трудом была им же вытащена.
Гревилл не мог уснуть до утра, все травя и травя себе душу мыслями об Эмме и своей глупости, по которой с ней связался.
Не была ли ее беременность настоящей хитростью, ведь Эмма молчала о ней до тех пор, пока что-то предпринимать не стало слишком поздно. Гарри справедливо мог сомневаться в своем отцовстве, потому что привез красотку в Ап-Парк в середине лета, а до того она спала в Лондоне с кем попало. Но на Гарри Чарльзу сейчас было наплевать. Он усмехнулся: разве, кроме того, он сам содержит чужого ребенка!
