— Селим, ты дитя. Когда, однажды, в пустыне, пророк ложился спать, у его изголовья села джурада, и мудрый пророк прочел на ее крыльях надпись: „Нас девяносто девять пород, но если бы было сто, то мы съели бы весь мир". Пророк стал молиться Аллаху, чтобы он уменьшил рот джурады наполовину, поэтому у нее в углах сросся рот. А когда после этого пророк принимал подарки от всякой твари и выслушивал просьбы всех, к нему приполз муравей и, притащив ногу саранчи, поклялся в своей вечной вражде к ней. То же самое обещал пророку розовый скворец, который повсюду сопровождает джураду —и этого довольно. Человек не должен мешаться в дела Аллаха.
Селим сидел и слушал, но Кадырбай послал его спать, а когда он ушел, Кадырбай ласково обратился к своей жене и сказал:
— Не будь печальной, пойди, укрой сына и не думай ни о чем. В прошлую джами (пятницу) мулла в мечети сказал, что Мубарек, друг пророка, когда ехал с кровавой битвы с неверными, то так сказал своим друзьям: „Тот, кто встает ночью и укрывает своих детей одеялом, более достоин, чем герой".
Ханум покраснела и улыбнулась, а Кадырбай поцеловал ее и пошел спать.
2
Огонь полей
Небо стало светлым, и ясные лучи месяца померкли. Гомон птиц на старом карагаче разбудил Селима, и он высунул голову из-под одеяла. Летом он всегда спал здесь, на дворе, около наполненного водой хауза. Здесь было прохладнее. Поверх плоской крыши соседа ему был виден невысокий минарет, весь обложенный зелеными и синими изразцами. На круглом куполе минарета аист свил такое большое гнездо, что сверху всей башни минарета торчали сучья. По целым часам стоял он на одной ноге, и Кадырбай называл его сарбазом (часовым), потому что он хлопал клювом так громко, что его было слышно на базаре. Лист распустил большие белые крылья и медленно скользнул вниз. Сейчас же над гнездом выставилось несколько голых голов с длинными клювами. Вот между колонн минарета показался мулла. Он всегда начинал первым утренний призыв к намазу (молитве). Он слегка перегнулся через перила, поднял руки к небу и запел. Потом в одной, потом в другой стороне с дальних минаретов откликнулись муллы, и монотонные голоса стали перекликаться в прозрачном свежем воздухе.
Изразцы минарета загорелись малиново-красными пятнами утренней зари, и небо стало сразу глубоким и синим. Солнечные лучи осветили синий изразцовый купол, так что стала видна каждая трещина; и сук гнезда, и белая одежда муллы, и его синяя борода стали красными.
