Ему вдруг очень захотелось, чтобы она запела, как обычно певала за работой. Тогда бы у него дело пошло на лад. Но теперь она не поет. Почему?
— Помоги мне замешать мамалыгу, — вдруг сказала Ана, беря его за руку.
— Сейчас! — пробормотал захваченный врасплох Петря и встал, не отнимая руки.
Он обрадовался как ребенок, что он так же, как и всегда, будет держать горячий котел, а она, присев рядом с ним на корточки, — мешать мамалыгу.
Ана много думала, прежде чем решилась произнести эту привычную, ежедневно повторяющуюся просьбу, и, затаив дыхание, ждала, что он откажется. Она еще там, в школе, почувствовала, что он сердится, но тогда ей было не до того. С необъяснимой женской способностью читать, как по книге, в душе и сердце любимого, она угадывала и причину, но не успела себе уяснить ее и осмыслить. События развертывались с такой головокружительной быстротой, что Ана растерялась. Даже теперь, когда она успокоилась, она не знала, как ей надо держаться, чтобы все снова вошло в свою колею.
Мешая мамалыгу, она раздумывала о том, что произошло. Она чувствовала, что Петря ждет от нее успокаивающих слов, и сама горячо, но безуспешно желала их найти. Ей казалось, что она вертит в руках перепутанный клубок, ухватив только самый короткий кончик нити. Она поднялась, вытирая со лба мелкие капли пота, и улыбнулась, тяжело переводя дух:
— Все!
Они сели за стол и молча поели. Время от времени в неверном свете, лившемся из двух окошек, взгляды их встречались и тут же расходились. Потом, усевшись на стулья, они, как и всегда в свободную минуту, стали плести корзины. Им казалось, что мир вновь вернулся и прочно водворился в их доме, что натянутость исчезла. «Прошло», — говорила про себя Ана. «Больше не придет», — думал Петря.
Скоро стемнело, и они оставили работу. Вышли во двор, чтобы загнать кур и телушку, задать корму свинье и приготовить все на завтра, когда Петре нужно будет идти в госхоз в Кэрпиниш грузить картошку.
Небо очистилось, но ветер все еще дул, донося с гор свежий запах снега.
— Как бы не ударил мороз!
— Не думаю. Ведь еще только октябрь. Здесь так рано заморозков не бывает.
— Хорошо бы.
Они вернулись в дом, захватив хворост и кукурузные кочерыжки для печки. Уже совсем стемнело, и в комнате ничего нельзя было различить. Столкнувшись в темноте, они обнялись и засмеялись.
— Давай зажжем лампу, — сказала она.
— Давай, — согласился он.
На сердце у него было спокойно.
* * *
При свете лампы Ана развернула газету, которую раз в неделю приносила почта. Тихим голосом, не торопясь, она читала все сообщения и статьи, а он слушал.
