Над шоссе снова появились «илы». Они летели так низко, что казалось, заденут крыльями башни своих же танков. «Илы» летели на бреющем полете, чтобы видеть, где свои, а где чужие.
Загорелось несколько машин с солдатами и дна бронетранспортера.
— Так вас! Так! — закричала Надежда, сжимая кулаки. — Горите, проклятые!
— Молчать! — прошипел Бремк.
На большую угрозу он сейчас был не способен. Такого страха ни ему, ни Магеру и Перелетному видеть еще не приходилось. Каждый боялся за свою жизнь. И только Надежда Калина была безразлична к смерти, которая могла наступить в любую минуту.
— Так вас, проклятых! Бейте! Бейте их за все наши муки! — закричала она снова.
Перелетному показалось, что настал наконец момент, когда надо держать ответ за прожитую жизнь. С чем он встречает свою погибель? Своих покинул в сорок первом. Но разве он виноват, что Красная Армия оказалась неподготовленной к такой войне?.. Перешел к немцам из идейных соображений — во имя самостийной Украины, которая потребует своих руководителей. Тогда он не думал, что штурмбанфюрер сделает из него палача своих же людей. И вот тебе на… София Шаблий, самодеятельная художница… Что стоило ей сказать, где спрятана сабля? Сказала бы, и все муки и ее самой, и Надежды Калины, и юной соседки Тани на том и закончились бы! Так нет, вздумалось старухе сопротивляться, выводить из себя Вассермана, а перед смертью еще и крикнуть: «Люди! Это они меня за Сталинград! За то, что мой племянник — генерал Шаблий!..»
А еще Вассерман решил допрашивать золотоволосую Таню, от сладострастных мыслей о которой он, Вадим, весь становился будто наэлектризованный. Да, по характеру он — человек завистливый, самолюбивый. Ну и что? Ему еще до войны было не по себе от того, что Таня не смотрит на него. Сама соплячка, а он уже заканчивает университет…
Как было укротить свою злость на Таню, когда она смотрит влюбленными глазами на Андрея Стоколоса, этого байстрюка от пограничников, воображавшего себя полководцем? Как мог он приказать своему сердцу быть безразличным к ней, когда вдруг заметил, какими преданными глазами смотрит она на пленного Артура? Разве этот обреченный на смерть латыш красивее его, Вадима? Что хорошего увидела она в узнике Вассермана? Или у нее свет клином сошелся на этих пограничниках?! Не хватало еще третьего для комплекта — Гната Тернистого. Тот тоже был неравнодушен к ней…
Да, его охватила такая злость, что не жаль было и самой Тани, когда ее нежную ножку прострелил штурмбанфюрер Вассерман, не добившись признания, где спрятана та самая драгоценная сабля.
