«Какая высокая человеческая красота у этого деда! Колоритный, хоть снимай его в кино! — подумал Ватутин, направляясь к Днепру. Зачерпнул пригоршней воды, умылся. — Да, надо что-то решать, чтобы не только у Манштейна и Гота, но и у самого Гитлера полезли глаза на лоб!» Ватутин повернулся к деду Шевченко.
— Значит, говорите, надо обдурить немца?
— Что, сынок? — Роман Аверьянович приложил ладонь к уху. — Что-нибудь тревожит тебя? Чую по твоему голосу и по вздохам.
— Тревожит, — кивнул Ватутин. — Особенно сегодня. Места себе не нахожу. Хоть с моста да в Днепр! Но ничего, пройдет!
— Ты держись, сынок, — вздохнул Роман Аверьянович. — Я и сам бы лег под вражеский танк. Пусть давит, лишь бы Киев наши скорее взяли, лишь бы верх взять в этой битве!.. А как ты смотришь на то, что переименовали наш Переяслав на Переяслав-Хмельницкий? Да еще и орден утвердили Богдана Хмельницкого?
— Одобрительно смотрю, Роман Аверьянович.
— И я тоже. Пусть теперь весь мир знает и про наш Переяслав, и про гетмана Хмельницкого! Запорожские казаки так-сяк не воевали, а всегда с толком, доблестно и хитро. А еще скажу… Если Ватутину тут трудно, то куда же смотрит Сталин? Он ведь у нас Верховный? И он должен командовать так, чтобы у Гитлера глаза полезли на затылок.
— Аж на затылок? — покачал головой Ватутин.
— А что? — дед Роман погладил свою седую бороду. — Каждому свое: у генералов их глаза пусть лезут на лоб, а у Гитлера на затылок. Он, подлюга, заслужил этого. За одну только мою старуху его бы на кол посадить!
— За все получит Гитлер, дедушка! — воскликнул Ватутин.
— Будем надеяться. А может, ты и есть генерал Рыбалко, или Жмаченко, или Москаленко, или Трофименко?..
— Ого, сколько вы знаете генералов! — удивился Николай Федорович.
— Я здесь, как на границе, каждый божий день стою! Так как же мне своих генералов не знать? — пожал плечами Роман Аверьянович. — Однако ты не Кравченко, не Москаленко…
— Почему вы так думаете?
— А потому что ты русский, сынок. Я сразу это понял. Ты истинно русский, — дед Шевченко помолчал и, понизив голос, продолжил: — Наверно, ты и есть Ватутин? Я знал, что ты был на том берегу. А где же еще быть командующему, когда начались бои?
Николай Федорович в ответ промолчал.
…Бронетранспортер тронулся с места.
До Сваромьи ехать еще километров сто восемьдесят. Придется переправляться через Десну. Десна в памяти Ватутина ассоциировалась теперь с действиями танкистов объединенного отряда полковника Майборского. Они все-таки сделали свое дело: не пустили танки генерал-полковника Гота на Киев.
