Андрей захлопал глазами. Ему было непривычно слышать, чтобы девушек-санинструкторов называли по имени-отчеству.
Он вспомнил свою Пятую заставу, начальника Тулина и его жену Маргариту Григорьевну, мать Леси, стройную, красивую, с огненными черными глазами и гордо поднятой головой. Такой же была и Леся. Только в талии чуть стройнее матери. Санинструктора тоже зовут Маргарита Григорьевна.
Женщина в форме младшего лейтенанта поравнялась с Андреем. Он удивленно уставился на нее. Это была она, его будущая теща, как в шутку называли пограничники жену командира заставы.
— Маргарита Григорьевна, — прошептал Стоколос, забыв о раненом Бончикове и обо всем на свете. — Вы-ы-ы?..
Санинструктор остановилась, ойкнула.
— Андрей?! Неужели это ты?..
Она схватила Стоколоса за руку, и они побежали вместе к тяжело раненному лейтенанту.
«А почему же артиллерист назвал фамилию Сильченко? — недоумевал Андрей. — Ведь это же фамилия командира нашей дивизии. Может, я ослышался? Да и мало ли украинских фамилий здесь, на фронте! Одних только генералов сколько — и Москаленко, и Жмаченко, и Рыбалко, и Кравченко… Наверное, это фамилии кого-нибудь из солдат, побежавших к раненому…»
Над лейтенантом склонились санитары. Возле его правой ноги была лужица крови. В ней отражалось красное небо. Такого неба Андрею еще не приходилось видеть.
Маргарита Григорьевна достала из санитарной сумки шприц, сделала укол в ягодицу лейтенанту.
Лицо Бончикова было восково-желтое, как кленовый листок, лежавший возле его щеки, принесенный сюда откуда-то ветром. Глаза широко раскрыты, мутноватые. Он много потерял крови и, наверное, понимал, что санинструктор ему уже ничем не сможет помочь.
— Не надо было бежать вам, лейтенант, от самолетов. Вперед по инерции летят бомбы. Надо было бежать навстречу «юнкерсам», тогда, может, все и обошлось бы, — сказал капитан Заруба, лишь бы не молчать.
— Извините, — произнес пожилой, сутулый санитар. — Как говорят, знал бы, где упасть, то соломки бы подстелил… От судьбы не убежишь…
— Мама… Ма-а… — шевельнул обескровленными губами Бончиков.
И затих. Затих навсегда.
— Бессмысленная смерть, — вздохнул молодой санитар.
— Бессмысленная? — переспросила Маргарита Григорьевна. — А разве сама война — не бессмыслица? Разве была необходимость погибнуть этому парню? Разве, — обратилась она к Андрею, — была необходимость погибнуть, сгореть в огне Сокольникову на том берегу Прута? Разве была необходимость погибнуть в первый день войны моему мужу?..
