— Ну вот, Марья Архиповна! — торжественно сказал дядя Лукьян. — Я поднимаю этот тост за твое здоровье! Пью за тебя, чтобы у тебя ни пожару, ни другого какого стихийного бедствия никогда не было! Будь здорова, невеста!
— Да ты за себя, за себя пей, — замахала руками Маняша.
— Дай бог, чтобы не последняя, — быстро прибавил дядя Лукьян.
Он выпил наливку маленькими глотками, поцеловал донышко и постоял немного, сердечно улыбаясь.
— Пошла, дядя Лукьян?..
— Ох, пошла, да как еще пошла-а! Без задержечки, родимая. Как по маслу! Не пошла — поехала-а! Так бы и вся жизнь катилась… ах ты, матушка моя, ах, мать честна-ая! — залился соловьем Родимушка.
«Больше не дам, — подумала Маняша, — сыну не останется».
Может, дядя Лукьян и попросил бы еще, да не успел. В калитку постучались.
— Кого-то черт несет, — недовольно проворчал он.
Маняша подумала то же самое. Она не привыкла, чтобы люди видели у нее во дворе мужчину со стаканом в руке. Еще подумают нехорошее…
— А кто там? — осторожно спросила она.
Дядя Лукьян хотел открывать, но Маняша его отпихнула.
— Надень рубаху… вот еще горе мое! — Маняша прислушалась и снова спросила: — Кто это?
— Маруся Витякова здесь живет? — раздался за калиткой тихий певучий голос.
На улице стояла женщина в черном платке и в таком же платье, на ней и чулки черные были. Совсем монашка. Таких Маняша только в церкви встречала.
— Я это буду. Здравствуйте…
— Здравствуй, Маруся, — поклонилась женщина. В руке у нее был какой-то узелок. — Я от Павлы Александровны, усопшей, упокой, господи, ее душу… По ее поручению. Перед смертью она мне поручила. Что же ты проводить-то не пришла?
— Да бегала я. Не успела, — вымолвила Маняша, не отрывая взгляда от узелка. — Поздно сказали мне. Не успела. Пелагея Подхомутникова прибегала… а я не успела.
— Ну вот, — сказал за спиной у Маняши дядя Лукьян. — Божественный человек к нам пришел. Не к добру!
— Это погорелец у тебя? — смиренно спросила черная женщина.
— Погорелец, погорелец, гражданочка. Он малость не в себе, извините уж…
— А ты меня не позорь, Маняха, — обиделся дядя Лукьян. — Пра слово. Нормальный я. Вполне.
— Помолчите, Лукьян Макарыч.
— Не хочу. Я погорелец. У меня сегодня такая привилегия. Она меня узнала. Так? Имею я право? Ну вот. Буду ей вопросы задавать.
— Да какие вопросы! — всполошилась Маняша. — Зачем ей нужны твои вопросы, ты подумал своей деревянной башкой?
Но Родимушку, причастившегося наливочкой, остановить было невозможно.
