— Юлька! — вскрикнул Сергей и проснулся.
Юльки рядом не было. В щели над головой Сергея ярко пробивалось раннее солнце, и весь сеновал был расчерчен золотистыми полосами. Ослепительно сиял в дверце купол монастырской церкви.
Сергей слез, взошел на крыльцо. В комнате — из раскрытого окна хорошо было слышно — разговаривали Авдотья Емельяновна и Юлька.
— А если бы отец увидел? — говорила Авдотья Емельяновна. — Бесстыдница ты, бесстыдница!
— Бесстыдница та, которая делает стыдное и при этом не стесняется, а я ничего стыдного не делала, — отвечала Юлька.
— И в кого ты у меня такая уродилась!
— В Сережу.
— Видать, что в чужого. Ничего, я вот и Сереже твоему укажу. Не малое дитя, тридцать лет стукнуло, понимать должен.
— Ну да, ну да, — насмешливо сказала Юлька, — поучи его, он не понимает!
Сияя озорной улыбкой, она выскочила навстречу Сергею.
— Я от мамки нотацию выслушала, теперь твоя очередь. Выходи ко мне поскорее!
— Ах, Юлька!.. — Сергей неодобрительно покачал головой, но не удержался, рассмеялся от души.
— Необдуманно вы поступаете, Сергей Васильич, очень необдуманно! — сказала Авдотья Емельяновна.
Сергей смущено развел руками.
— Авдотья Емельяновна!..
— Да я понимаю, что вы серьезный человек, только на чужой роток не накинешь платок. Люди скажут: дыма без огня не бывает. Скажут, мать не уследила.
— Нечего за мной следить! — крикнула с крыльца Юлька.
— Видите, какая она? И чего это Валька, дурак лысый, не раскусит ее? Такую любить — себя губить. Грешно говорить такое о родной дочери, да правде рот не заткнешь.
— Не говорите так, Авдотья Емельяновна, я не согласен, — тихо возразил Сергей. Ему не хотелось, чтобы Юлька услыхала его слова. — Не обижайте Юльку, она золото.
— Самоварное, самоварное, — огорченно отозвалась Авдотья Емельяновна. — Вы поостереглись бы, Сергей Васильич, не нравится мне, что она вами день и ночь бредит: «Сережа, Сережа, Сережа…»
Сергей хотел ответить — не нашел слов. Он умылся, тщательно выбрился, надел белую свежую рубашку и вышел к Юльке, которая сидела возле калитки на лавочке.
— Чем закончились прения? — лукаво спросила она.
— Да ты же подслушивала.
— Нет, я просто угадала.
— Я очень неловко себя чувствовал, Юлька. Мать по-своему права.
— Ты думаешь, что ей хочется, чтобы я за Вальку замуж вышла? Как бы не так! Плохо ты ее знаешь. Она чудо, клад, а не мамка! Конечно, в известной степени. Я ей все про себя рассказываю. Почти все. Только она батьки боится: он дерется под горячую руку, когда меня дома нет.
