Роуз села рядом с Сентябриной, которая устроилась поудобнее. Было прохладно, и Роуз накрыла ноги пушистым пледом, под которым обычно грелась бабушка.
– Тебя это оскорбляет? – спросила она Сентябрину.
Судя по всему, нет, потому что кошка уткнулась в него носом и замурлыкала: это был самый очаровательный звук, который только могла издавать кошка. Роуз это успокаивало настолько же, насколько Сентябрину. Однажды она прочитала, что частота мурлыкания, или частотная вибрация, у кошки составляет двадцать пять герц, или циклов, в секунду. Исследования показали, что оно может даже способствовать исцелению. Роуз зевнула. Она чувствовала, что каким-то образом избавляется от уродства, которое видела в королевских покоях. Тазы крови. Хрупкая дерганая улыбка в уголках рта Марии. Она выглядела поистине отвратительно, особенно тогда, когда ей на ухо коварно нашептывал Куртене. Роуз снова зевнула. Но на задворках ее сознания шевелилось что-то еще. «Фрэнни… Я должна помочь Фрэнни». Она так устала! Шесть минут в 1553 году оказались совершенно изнурительными. Ну конечно, ведь она провела там по меньшей мере месяц. В конце концов платье было почти готово. Она зевнула в последний раз и заснула.
* * *
Яркий клинок утреннего света проник сквозь тяжелые шторы. Роуз взглянула на часы. Восемь часов! Она встала и вышла из библиотеки. Дома было необычайно тихо в такой час. Повариха Ширли ничего не варила на кухне, Кэлвин на улице не чистил снег лопатой. «Наверное, все дело в солнцестоянии», – подумала Роуз. Должно быть, люди еще не проснулись после самой долгой ночи. Она поднялась по лестнице и постаралась вести себя как можно тише, чтобы не разбудить Марисоль.
Но Марисоль стояла на коленях у подножия кровати. Похоже, она молилась, но когда подняла глаза, Роуз увидела, что та плачет.
– Марисоль, что с тобой?
Она шмыгнула носом и прижала что-то к груди:
– День рождения моей мамы. День исчезновения света.
– Ты имеешь в виду солнцестояние?
Марисоль молча кивнула.
– Solsticio[17], – прошептала она.
– Но на самом деле это совсем не так. Ты перепутала: с этого момента каждый день будет длиннее, а сумерки – короче.
– Это здесь, – сказала Марисоль.
– Здесь? – Роуз была слегка озадачена. И тут до нее дошло. Марисоль неместная! Она приехала из Боливии, из южного полушария, где все наоборот. В это время года дни становились все короче и короче.
– Но… – на лице Марисоль появилась легкая улыбка, – мою маму зовут Лус, что значит «солнечный свет»!
