Двадцать три фашиста на боевом счету Александра. И один соотечественник.
Первым случилось убить не врага, а своего же однополчанина. Под Старой Руссой выходили из окружения, тащились на пределе сил и возле какого-то проселка наткнулись на немецких мотоциклистов. Залегли, пережидая. Боеприпасов не было, чтоб ввязываться в схватку. Да и не знали, велика ли немецкая колонна. А мотоциклисты все тарахтели, мелькая за деревьями, колонна тянулась, тянулась, показались фургоны под маскировочной сеткой, полевые кухни.
И тут сосед Александра, пожилой и всегда спокойный мужик, внезапно вскочил с земли. И двинулся к проселку, размахивая задранными вверх руками.
Александр догнал его в два прыжка, рванул за плечо:
— Свихнулся?..
— А-а, катись оно все! Хватит! Надоело! — И заорал во всю глотку, чтоб немцы его услышали.
Кто знает, на что он рассчитывал. Торопил ли собственную смерть — и такое бывает на фронте, — или, наоборот, спасал свою шкуру, надеясь уцелеть в плену? Спрашивать было некогда, сотня человеческих жизней зависела от этого полоумного крика. Поняв, что мужика не остановить, Александр ударил его прикладом в затылок. Но немцы услышали крик, часть колонны остановилась, и вскоре по жиденькой рощице, где укрывался Александр и его товарищи, был открыт минометный огонь.
Половина батальона так и осталась навсегда в этой дымящейся березовой рощице. Александр был ранен в голову, но все-таки выбрался оттуда живым.
А второй раз его ранило на Волховском фронте, когда шла эта снайперская дуэль, и он почти не надеялся, что останется в живых.
Двадцать один фашист был на счету Александра, и друзья еще посмеивались, что не сядут с ним в карты играть — всегда, мол, у него будет «очко». Шутки шутками, но Александр застрял на этой окаянной цифре. Не везло больше.
Ржавый гнилой ручей разделял наши и немецкие позиции; оба берега — болотистые, открытые; за болотом — лес. Немцы сидят под елками, наши сидят под елками. Изредка — артиллерийские перестрелки, ночные вылазки разведчиков. В общем, обыкновенное затишье между боями.
И когда все уже привыкли к этому затишью, когда пролегли от землянки к землянке глубокие натоптанные тропы, когда каждый окопчик был обустроен и обжит, — на немецкой стороне появился снайпер. Отличный снайпер, мастер своего дела.
Он взял под обстрел все мало-мальски открытые места наших позиций и сразу заставил почувствовать, что передышка на войне — понятие условное. Там, где бойцы еще недавно ходили в полный рост, теперь пришлось ползать по-пластунски. А фашист иногда доставал и ползающих. Зорок был, дьявольски приметлив, чуток. Никак не удавалось засечь его и утихомирить.
