…Чего ты испугался, Человек?.. Я не причиню тебе вреда… Да, я огромен для тебя. А ты мал для меня. Но я боюсь тебя чуть ли не больше, чем ты меня, Человек Идущий! Смотри — я убираю от твоих сумасшедших ног свои корни в землю. Не беги так! Я боюсь, что ты можешь споткнуться… Смотри — я сдерживаю плоды на ветках… Я опасаюсь, что падение их повредит тебя… Ты такой маленький. И такой хрупкий… Смотри — я поднимаю тяжёлые ветви, чтобы ты не раздирал в кровь свою плоть, продираясь в них… Я опускаю к тебе самые тонкие веточки — погляди, они почти как в твоём мире!.. Я просто Лес, Человек Идущий… Просто Лес и ничего больше. Не бойся меня, пожалуйста… Я стану твоим другом. Я стану твоим учителем. Я стану твоим домом… Я стану… Только назови себя… Назови себя Человеком Бегущим К Солнцу…
…
— Мишка! Мих!
Огонь на щёках. Холодно и погано. Какая зараза бьёт по лицу? Сейчас как… Нет, глаза не размыкаются и слабость в руках… Что это было? Лес…, тьма…, человек…
— Я тебе сейчас грабли пообломаю! Назад, я сказал!
Юрка?..
— Руки!! Руки, сучьи дети! И без фокусов! Положим за милую душу!
Точно — Юрка.
— Славян, Батон, хватайте этого и тащите на лежанку!.. Кирпич, помоги с Топтыгиным!..
— Вы что себе позволяете, Зубров?!
Ага, а это, кажется, Инквизитор. Полынцев. Вот черти принесли. Какого он тут?
— Родимец, Ворон. Гасите, если двинутся, — глухо процедил Зубров, и Медведев ощутил, как тело воспаряет над землёй.
— Есть, — Родимцев ответил спокойно. Значит, всё под контролем. Только, что — всё?
— Зубров!
— Пошёл к чёрту!
Голос Юрия уставший. Злой и напряжённый. Таким он был редко. Однако открыть глаза для того, чтобы взглянуть на то, в каком же дерьме сидит команда, у Медведева ещё не было сил. И всё крутились перед глазами старый Лунь в зените, калейдоскоп звёзд и паутины веток.
Зубров сквозь зубы прошипел ругательства, опуская командира на лапник. Рядом тяжело сели Славян и Батон с грузом. Тихий стон откуда-то сбоку. В плечо Медведева вяло ткнулось расслабленное тело. Откатилось от удара.
— Раздевайте обоих, — распорядился Зубров.
Только когда с него начали снимать одежду, он понял, что замёрз настолько, что мелко дрожит. Всё тело было влажным, и насквозь пропотевшая ткань не грела на холоде. Огромные лапищи Катько спешно сдирали с него вещи.
— Ничё, ничё, командир. Щас получшеет, — уговаривал Кирпич.
А тот уже чувствовал, как по обнажённому телу струиться тепло от сильных рук, разгоняющих кровь по застывшим напряжённым мышцам. Пыхтящий от работы Зубров мял мясо, как тесто. В плечо ткнулась иголка. Славян тихо матюгнулся по поводу спазмированных гиппопотамов, гнущих иглы. Тепло поползло вглубь тела, мягко раздвигая ткани и проникая в центр.
