— Напрасно, — оскорбительно ухмыльнувшись, Кряжин ободрал взглядом точеную фигуру Любы. — Так где сын? — По взгляду, брошенному Кириллом на наручные часы, Люба поняла, что времени у него в обрез.
— Миша на дне рождения у друга, сегодня же суббота, — не моргнув глазом, соврала она.
— И во сколько тебе за ним идти? — Несмотря на все попытки скрыть свои чувства, Кирилл выглядел разочарованным.
— Я сейчас должна уехать по делам, раньше восьми мне не обернуться, но, если ты можешь подождать… — Теперь она знала наверняка, что Кирилла поджимает время и, закусив удила, уверенно гнула свою линию.
— Твоя щедрость не знает предела. К сожалению, куковать на лестничной клетке до ночи мне не позволяют обстоятельства. — Ещё раз бросив взгляд на наручные часы, Кирилл едва заметно нахмурился. — Надеюсь, ты сказала мне правду, и Миша действительно веселится на детском празднике, иначе…
— Иначе что? — придя в себя, Люба расправила плечи, и в её глазах полыхнул огонь.
— А иначе… — Кирилл, сделав резкий шаг вперёд, схватил Любу обеими руками за шею и, не спеша, наслаждаясь её растерянностью, провёл пальцами по смуглой коже шеи сверху вниз и обратно.
— Иначе что? — Почувствовав у себя на лице его горячее дыхание, Люба прикрыла ресницы, и по всему её телу разлилась горячая волна желания. Откинув голову назад, она ощутила, как крупно и часто бьётся её сердце и, облизнув губы, расслабленно выдохнула.
— Если, не дай Бог, ты меня обманула, — его пальцы, лаская, снова прошлись по нежной коже шеи, — если только ты посмела сказать мне неправду… я узнаю об этом и найду тебя из-под земли! — Оттолкнув от себя Любу, Кряжин презрительно изогнул губы и, проведя ладонями по брюкам, будто вытирая испачканные в грязи руки, взялся за ручку двери.
* * *
— Октябрята — будущие пионеры! — зазвенев, голос маленькой первоклассницы восторженно дрогнул.
— Октябрята — прилежные ребята, любят школу, уважают старших! — звонко выкрикнув свою строчку, маленький розовощёкий толстячок в сером форменном пиджачке искоса взглянул на учительницу и, заметив её одобрительный кивок, облегчённо выдохнул.
— Октябрята — правдивые и смелые, ловкие и умелые! — с надрывом в голосе прочла наизусть девчушка, стоящая в первом ряду, огромный бант которой, привязанный на самой макушке, застилал всю панораму стоявшему позади неё худенькому светлому мальчику. Вытягивая шею, словно гусь, тот вставал на цыпочки, но белое облако капроновых лент надёжно укрывало от него и причудливые витые вазы за стеклом, и фотографии на стендах, и гордый профиль великого вождя на картине.
