Каждому из собственного сознания известны три различные области восприятия, на которые разделяются отдельные проявления последнего. Одна из них есть само внутреннее я; к другой относится все внешнее, поскольку оно есть нечто само по себе неопределенное и незавершенное, все равно, называть ли его массой, материалом, элементом или как-либо иначе; третья, наконец, по-видимому соединяет обе первые, когда восприятие, колеблясь между направлениями вовнутрь и вовне, успокаивается лишь на допущении их безусловного глубочайшего соединения; это есть область индивидуального, внутренне завершенного, и всего, что есть искусство в природе и в человеческих созданиях. Не каждый человек одинаково близок всем этим областям, но от каждой из них есть путь к религиозному подъему духа, который лишь принимает различные формы в зависимости от пути, на котором он был найден. – Созерцайте самих себя с пристальным напряжением, отделите все, что не есть ваше я, продолжайте все упорнее фиксировать ваше чисто внутреннее содержание – и чем более, по мере удаления всего чуждого, ваша личность и ваше обособленное бытие сужается и даже почти совсем исчезает, тем яснее предстанет перед вами вселенная, тем прекраснее вы будете вознаграждены за ужас самоуничтожения преходящего чувством вечного в вас. Смотрите вовне, на какой-либо из самых распространенных элементов мира, воспримите его в его подлинной сущности, но отыщите его повсюду, где он имеется, не только сам по себе, но и как составная часть вас самих и всего другого; повторяйте ваш путь от окружности к средоточию все чаще, захватывая все большую сферу; и тогда, находя этот элемент повсюду и не познавая его иначе, как в отношении к его противоположности, вы скоро потеряете все единичное и обособленное и найдете вселенную. Что касается художественного чувства, то его непосредственный объект есть не вселенная, а нечто единичное, но только завершенное и замкнутое в себе, так что оно само по себе удовлетворяет чувство, и последнее, спокойно погружаясь в отдельное наслаждение, не вынуждает душу к такому движению, в котором как бы исчезает все единичное и на его место выдвигается целое. И потому вопрос о пути, который ведет к религии от этой третьей области, и есть ли вообще такой путь, или, может быть, эта область остается замкнутой, и поэтому художники обречены быть нерелигиозными, – или между искусством и религией существует совсем иное отношение – все это я хотел бы скорее выставить как задачу, требующую от вас разрешения, чем изложить столь же определенно, как предыдущее. Ведь мне это исследование было бы слишком трудным и чуждым; вы же придаете немало значения вашему пониманию искусства и любви к нему, так что я охотно готов предоставить вам свободу на родной вам почве. Одну лишь мысль мою по этому предмету я хотел бы считать не простым желанием и чаянием, но знанием и прорицанием; предоставляю вам оценить ее. А именно, если верно, что существуют внезапные обращения, поводы, под влиянием которых человеку, менее всего думавшему о возвышении над конечным, в одно мгновение через непосредственное внутреннее просветление открывается понимание бесконечного и покоряет его во всем своем величии, – то я думаю, что более, чем что-либо иное, способно совершить это чудо созерцания великих и возвышенных произведений искусства; и что, следовательно, и вы, без предшествующей постепенной подготовки, быть может, некогда внезапно пораженные лучом вашего солнца, обратитесь к религии.
