Где сходятся ветки | страница 29
Давным-давно я пытался описать лицо Стеллы словами. Где-то валяются стишки, может, найду. Краски ухватывают лучше, потому что больше соответствуют тому, чего нельзя сказать. Если окунуть пальцы в мякоть из тюбиков и погладить шершавый холст, можно найти на нем Стеллину щеку, нащупать крылья носа и лезвия глаза. По-другому все это не уловить. Я пишу пальцами, когда есть вдохновение.
Тут, наверно, пришло время раскрыть факты своей биографии, да? Мы жили в Москве. Еще раньше я был бизнюком, но об этом не помню и помнить не хочу. Предки от меня отказались, чем-то я им не угодил. С тех пор не чувствую необходимости пресмыкаться перед авторитетами и встраиваться в системы. Я гопарь и быдлан, поехали дальше. Решение покинуть Рашку далось легко. Жить нужно в кайф. Стелла, как я понимаю, тоже не особо держалась за театр. К тому же были еще причины…
Я познакомился с ней в тридцать два. У меня была своя хата в Москве, в районе Измайлова. По уши втрескался, увидев Соломею на сцене, и потом каждый вечер торчал с букетом под дверьми театра. Назывался он «Ночь», но это вам ничего не скажет. Подвал, куда никто не заглядывает. Главным там был шибко умный режиссер с седыми патлами, рассуждавший про мистерии и души, так что простому человеку не понять.
Стелла говорит, я был мямля, скучный тип, заикался, мекал, бекал, жаловался на то, что у меня никого нет. Короче, задрот и зануда. Она меня пожалела, подобрала. Мы стали жить под одной крышей. В леске неподалеку меня и пописали – пять раз: шрамы я показывал на своем канале, пока не прикрыл его, комментаторы заебали.
Чьих это было рук дело – неизвестно. Могу сказать, что я этому человеку благодарен. Мне была дана еще попытка – стать белым листом, дать краскам расцвести.
Неделю валялся в отключке и за это время превратился в кокон. Это выражение Стеллы. Она сказала, даже внешне все изменилось. Я вылупился брутальным, уверенным в себе самцом, во мне появилось либидо. Жаль, не осталось фотографий из прошлой жизни, чтобы сравнить: раньше, видать, я себя не любил.
Потом Стелла забрала меня домой. Взяла отпуск в театре, пела, читала отрывки своих спектаклей, давала слушать музон и показывала крутое кино. Ей нравилось, что я все вижу по-своему. Например, из раннего: я сказал, что фильмы Антониони – про войну черного и белого. Пятна расположены в шахматном порядке. И я даже думаю, что черное – это женщина, а белое – мужчина. Стелла долго всем это пересказывала.