Люди неба | страница 24

– Отец Филипп, с каким чувством вы думаете о смерти?

– Это наша жизнь, она состоит из целого ряда эпизодов. И вот тот эпизод, который мы проживаем сейчас, это не последний. И смерть не будет ее последним эпизодом. Там еще будет и второе пришествие. И будет наше восстание, новый эпизод нашей жизни. Тот уже будет бесконечный, и каждый от своих дел или похвалится, или постыдится, как поется в чине погребения. Как бы то ни было, это один из естественных эпизодов, который надо пройти. Без него еще никто никуда не попадал. Поэтому единственное, что всегда в голове: этот эпизод должен случиться достойно, не хотелось бы, чтобы это было не по-христиански, все-таки хотелось бы, чтобы достоинство Божие не было поколеблено смертью человеческой – об этом думаешь всегда.

Вот вы идете, а на вас кирпич упал. Надо всегда быть готовым. Другого способа нет. Иван Грозный, по-моему, спрашивал архиереев, как жить праведной жизнью, что читать нужно для этого. Кто-то из владык посоветовал: «Читай чин погребения мирских человек. Там – вся жизнь, там – вся праведность заключена». Вот этот чин надо всегда иметь в голове. Тогда ничего неправедного не случится.

Знаменитая киноактриса Ольга Гобзева больше двадцати лет назад стала монахиней и с тех пор не появляется на большом экране. Но ее по-прежнему нередко можно встретить в Доме кино. Все дело в том, что инокиня Ольга несет особое послушание: помогать бывшим коллегам – актерам и актрисам, которые на склоне лет оказались в бедности и одиночестве.

Тургеневская девушка советского экрана, она всегда поражала нездешней красотой. Еще в эпоху героических рабочих и колхозниц она, казалось, была не от мира сего.

– Вы когда-нибудь смотрите свои фильмы?

– Ну, случайно, если вдруг включаю телевизор и повторяют фильм «Однажды двадцать лет спустя», где я с гитарой. А так, ну, нет такой надобности и времени как-то. Зачем? Вы знаете, как-то однажды у меня было такое искушение, когда я даже при молитве…

Молюсь, а у меня в глазах мелькают кадры, прямо так вот кадры, кадры. И я поисповедовалась, и батюшка сказал: «Мысленно так прикрой глаза и поставь на этом крест». И я так сделала, как сказал батюшка, и часть вот этой актерской моей жизни – она вот как бы ушла.

Нет, что-то я помню и помню с благодарностью. У меня нет никакого протеста, и я не стыжусь своей профессии в прошлом. Наоборот, там много я трудилась. Но, вот видите, вот как раз этот фильм, который вы откуда-то выкопали, он у меня стерся, стерся из памяти. Ну, я, например, больше помню, может, оттого, что его больше показывали, фильм… примерно так же я там выгляжу – «Не самый удачный день» с Никитой Михалковым. И я, когда мы пришли в репетиционную, а я всегда стремилась репетировать, разбираться по системе Станиславского, честно трудилась. А тут прихожу в репетиционную комнату, сидит Никита молодой и говорит: «А мы будем импровизировать». – «Но мы же незнакомы, – я говорю, – мы… как импровизировать? Мы же первый раз видим друг друга». – «Нет-нет, мы будем…» – Наверное, ему просто не хотелось тратить время на репетицию. Ну, думаю, ну, что ж, ладно. И когда мы сели за такую стойку и Никита начал какие-то реплики бросать, такие полушутливые, полуироничные, ну, как бы привычные, из ряда обычных привычных реплик… думаю, нет, тут что-то другое я должна сделать… Я просто вперилась в Никиту, и быстро-быстро одна мысль торопила другую. И я поняла, что надо вести себя вот так же естественно растерянно, потому что это ложилось на смысл сцены, как я себя ощущала, в чем мне, в общем-то, невольно Никита Михалков помог. И вот получилась импровизационная сцена, не репетированная, и я там себя вела, ну, совершенно естественно. «Однажды двадцать лет спустя» – его часто показывают, и мне его даже комментировать особенно не хочется, потому что это было… То есть я должна была быть там поэтессой.