– В юности как вы выбирали свой путь?
– Я ничего не выбирал. У меня мама – историк. Выбирать было нечего, мне сказали: истфак находится вон там, туда я и пошел. Был 75-й год, тогда вопрос о монашестве моем не стоял вообще. Никто бы не разрешил.
Я не настолько протестный человек, чтобы идти работать истопником, я совсем не люблю так протестовать, у меня всегда были другие способы протеста. Я истопником и не пошел. Мне показали дорогу на истфак, я отправился туда, потом я его закончил, и тогда я поставил первый раз вопрос, не пойти ли в монастырь. Мама покрутила пальцем у виска и сказала: с дипломом МГУ, с красным, ну, сходи. Поскольку я уже был выпускником, она подумала и сказала: хорошо, защити диссертацию, а дальше – делай что хочешь. Защитил я эту диссертацию, и аккурат закончилась советская власть, то есть все сложилось естественным путем. Передавали в это время монастырь под Коломной. Мой хороший знакомый оказался там настоятелем, у него, в свою очередь, были хорошие отношения с владыкой Ювеналием, ныне здравствующим, Поярковым, Крутицким и Коломенским. Он меня представил, и владыка благословил постригать и рукополагать. Так что все было абсолютно естественным путем, без эксцессов, без истерик, без вот этого нонконформизма. Я не люблю нонконформизм, потому что чаще всего это игрушки. Как-то я с годами все более и более научился смотреть на это как на определенную степень неискренности, внутренней неискренности.
– Как проходил ваш монашеский постриг?
– Сам чин одинаков, он не меняется, все мы ползем в одном направлении за одними ножницами. Одно поразившее меня воспоминание: это было очень быстро. Момент обращения, и момент принятия решения, и его осуществление – это было дело буквально нескольких дней. Постриг состоялся 4 июля, решение было буквально второго-первого, где-то в районе конца 20-х чисел июня мы на эту тему в первый раз поговорили уже основательно, вот не предположительно, а как о проблеме, которую надо было решать, и она была решена за несколько дней. Вот это меня поразило и некоторым образом испугало. С одной стороны, мой искус продолжался 17 лет вместо трех, но то, что само решение произойдет молниеносно, конечно, для меня было очень большим сюрпризом.
– Что вы чувствовали во время пострига?
– Я бы не сказал, что я вообще что-то чувствовал, то есть в то время, когда запели постригальный тропарь, у меня голова вообще отключилась. У меня не было ощущений, не было никаких чувств, даже чувства, что делается большое дело. Полное отсутствие как бы собственного мышления. Говорят так, что на первом году монаху многое показывается, а потом оно отбирается. Показывается, что такое настоящая молитва, богослужение, послушание. А потом отбирается – и начинаются искушения, которые дальше продолжаются всю жизнь. Тот дар, который был показан, – твоя задача дальше стяжать его самому. Первое впечатление – это то, что́ Бог показал, а дальше ты уже знаешь, к чему надо прийти, и должен к этому всю жизнь идти. Кто раньше, кто позже к этому приходит. И вот это полное отсутствие себя – видимо, это и был тот дар, который был мне в тот момент показан.
