Люда постояла немного у ближайшего костра, где почти черный от загара парень по имени Паша играл на гитаре и пел что-то о любви и прощании. Незатейливая песня добавила еще немножко к ощущению счастья, хотя топорные строки ощутимо царапали слух.
Тем временем к водопаду приблизилась плотная группа громогласных, по-видимому, уже разогретых южным гостеприимством товарищей. Послышались игривые выкрики типа «Андрей Викторыч, а теперь братание с местным народом, как же без этого-то? На симпозиуме-то? Это ж грех, брататься, брататься…» Плоские, как прибрежная галька, шутки были встречаемы неизменным раскатистым хохотом.
— Ага, морские биохимики, или кто они там, — подумала Люда.
Да, это был он — цвет отечественной морской биохимии, во всей его условно-трезвой красе. Люда, стоявшая у костра, не могла различить лиц в темноте, да, признаться, и не особо старалась. Но к ней самой кое-кто очень даже приглядывался. Неожиданно к ней шагнул человек, в бликах огня оказавшийся ее утренним знакомцем, Антоном.
— Люда? Я вас даже не узнал, — сказал Антон непривычно робко.
Антон действительно не сразу узнал Люду, свою случайную попутчицу, которую окрестил про себя в самолете «милой швейкой». Она позабавила его своей нарочитой начитанностью и преувеличенной заинтересованностью предметом его симпозиума. Антон перевидал много таких девушек за время студенчества — неприкаянные глаза жительницы общежития, в которых таилась голодная и усталая мечта о московской прописке. Плавали, знаем.
Впрочем, Антон был не прочь закрутить с ней романчик на время командировки. А потом пусть едет в свой Пушкин или еще куда. Как и любому другому жителю Москвы, Московская область, да и весь остальной Советский Союз, представлялись Антону одной большой точкой без характерных свойств. Антон любил такие случайные романы, и даже вкладывал в них специально отведенную для этого часть своей души. Люда была удобна еще и с той точки зрения, что не имела отношения к симпозиуму. Антон не любил мешать работу и удовольствия. «У меня все как в ресторане «Пекин», — привычно шутил он по этому поводу, — мухи отдельно, котлеты отдельно».
Но Люда у костра была совсем не той «милой швейкой». Было в ней что-то… что-то… ах, непонятное. Что-то простое, но в то же время загадочное, хрупкое и одновременно властное. И смотрела она не с надеждой на новое знакомство, а со спокойной и насмешливой уверенностью хозяйки и владычицы. А ее глаза были глубоки и непроницаемы.
