В пакете оказалась пачка сталинских сторублевок. Десять сложенных вдвое бумажек довольно внушительного размера. Впрочем, и ценность этих бумажек была когда-то весьма внушительной, не чета тем куцым десяткам, на которые эти сотенные потом обменяли. Но то было тогда, а теперь это всего лишь раскрашенные бумажки, покрытые пятнами плесени, которые уже давным-давно нигде не принимают. И кому какое теперь дело до выжившей из ума торговки, которая вдруг, спустя двадцать лет, вспомнила, куда она спрятала мужнины премиальные? Так бы и ходила она по сберкассам, не работай в одной из них Мнемоник Андреев, который и поменял ей аннулированные деньги, выложив взамен свои кровные сто рублей… Ну-ка, что он там пишет?.. Или нет, сначала Подольск…
Из пакета на ладонь выкатилась алюминиевая монетка с неровными краями. На одной ее стороне была крупная цифра 10 и какие-то иероглифы, на другой — кувшинчик или амфора в окружении пальмовых ветвей. Никому так и не удалось разобрать ни достоинства монетки, ни года ее выпуска, ни страны, в которой ее отчеканили. Чтобы это узнать, нужно было быть либо специалистом-востоковедом, либо евреем, получившим хотя бы начальное образование на древнееврейском языке. Эта израильская монетка достоинством в десять «прутот» и была той самой «заграничной монетой», которую Генка Вяльцев выспорил у Гришки Метелкина.
Вечерние прогулки Антона с Людой продолжались. Но расчет Антона на быструю победу над провинциалкой и приятное развлечение не оправдывался. Он чувствовал себя вовсе не победоносным ловеласом, а едва ли не робким соискателем: Люда была дружелюбна, весела, с удовольствием играла в пляжный волейбол, купалась после захода солнца, не тушевалась перед бойкими научными кадрами из когорты прибывших на симпозиум, но у Антона совершенно не хватало куражу обнять ее в сумраке вечернего парка. Это было настолько для него нетипично, что он сам себе удивлялся: обычно на такой стадии знакомства он уже окучивал девушку с проникновением в сладостные тайны сарафанчиков, кофточек и застежечек…
Даже доклад прошел как-то вяловато. Антон, конечно, не посрамил, рассказал все толково, и на вопросы отвечал снисходительно-подробно, но удовлетворения не получил. «Влюбился я, что ли? — размышлял он. — Только этого мне не хватало, ведь не мальчишка уже. Тем более сейчас — симпозиум этот некстати, а там у меня Сергей без присмотра. И что с крысами — непонятно совершенно, абсолютно мне это неясно… С одной стороны, он в последнем разговоре как-то не проявил энтузиазма. А с другой — нутром чую, что-то не так. Вот не так что-то, и все тут. Ехать, ехать надо скорее, не до амуров…» Но на следующий вечер опять поплелся к водопаду и стал высматривать Люду.
