— Здоров! — как-то почти смущенно и очень не похоже на себя буркнул он, протягивая руку. За руку он тоже со мной раньше не здоровался. Ладонь у крупного, одышливого, с вечно красной физиономией Василия оказалась сухой и вялой. — Тут это… Вот.
И вынув из кармана пачку денег, согнутую пополам и перевязанную банковской резинкой, протянул мне. Пачка была толстой, но сложенной из купюр некрупных — в основном соток и полусоток.
— Бери-бери, — настойчиво пихая мне в руки деньги, продолжил Василий. — Тут всё твоё: аванс за хату и отступные. Он сказал, чтоб я их не вздумал себе взять. Но между нами… я только на флакон, лады? Ноль семьдесят пять с ребятами и всё.
— Какие отступные?! — отталкивая деньги ладонью, возмутился я. — Вы меня из квартиры выгоняете? Я же за два месяца вперед заплатил!
— Ну… — Василий исхитрился и засунул пачку мне в нагрудный карман. Похлопал ладошкой по карману и виновато продолжил: — Ты меня извини. Я ж не со зла… Пришел вчера мужик, сказал, что ему эта квартира подходит. Жилец у меня там, говорю. А он мне деньги сует — отступные, мол. И оплату на год вперед, вдвое против твоего. Не устоял.
Василий старательно отводил глаза, смотря куда-то через мое плечо. За его спиной радостно стучали по столу доминошники. Неожиданная мысль мелькнула у меня в голове.
— Это был таксист? — спросил я. — Ну, частным извозом мужик занимается? В клетчатой рубахе такой, с пузом?
— А, так ты его знаешь! — почему-то обрадовался Василий. — Тогда всё путём. Он сказал, что через неделю въедет. Ты это… несколько дней ещё живи, пока новую хату ищешь. Я платы не возьму.
Въедет через неделю… Эта фраза догнала меня уже в подъезде. Я вдруг ясно понял, что мне осталась всего неделя до того, как я стану следующим. Следующим кем? Что такого знали обо мне таксист и нищенка? Может быть, и мой перевод в филиал тоже как-то связан с этими событиями? Чувства мои менялись, словно картинки в калейдоскопе. Сначала была злость и обида, и, притащив из кухни стопку бесплатных рекламных газет, я принялся звонить по объявлениям о сдаче квартиры. Я даже не сразу понял, что те, кому я все же дозванивался, отвечали удивительно одинаково:
— Извините, наша квартира уже сдана.
Но такого быть не могло! Это не укладывалось ни в одну из известных человечеству теорий вероятности, как любил выражаться один мой знакомый, сталкиваясь с чем-то парадоксальным. Затем пришел необъяснимый страх. Страх перед непонятным, необъяснимым, фатальным. Мне вдруг показалось, что всё предопределено. Вся моя жизнь в течение ближайших нескольких дней старательно расписана кем-то по пунктам. И мне остается только плыть по течению это странной реки предопределенности до того момента, как я стану следующим… Страх постепенно угасал, таял, уступал место безразличию и обреченности. Черный творог вечера имел неприятный прогорклый вкус и, наевшись его, я беспокойно уснул, не раздеваясь и не расстилая постель.
