И напрасно Эдуард VII пытался навести порядок в Европе, напрасно Людвиг Излюбленный плевался от «Саломеи» Рихарда Штрауса и от всех девяти с половиной симфоний Малера вместе взятых в отдельно взятой стране Австро-Венгрии. Где та страна, Людвиг? Кто покажет ее и на какой карте? Кто машет наганом над Венским филармоническим, на какой сидиром пишут евангелическую Четвертую симфонию патлатого Густава? И к чему пришли мы? Наша реальность — знаковая система! Наши страсти — интенциональные состояния; наши «А не передадите ли мне перцу?» — косвенные речевые акты; наши «Я вас любил. Любовь еще, быть может»— одна только грамматика и симулякр.
Да и как мы можем знать, что такое реальность, когда не знаем, что с нами произойдет завтра? Так говорил дерптско-базельский Заратустра с усами Луиса Карвалана, писавший про нас, что мы, в общем, способные парни, но только не любим работать. Сам себе Витгенштейн, он никогда не читал Людвига, но это не имеет никакого значения.
20 ноября 1997 года, восемь часов 45 минут — утра, читатель, не вечера. Книга о Витгенштейне застыла на невнятных дескрипциях сомнительных апостолов, на не принятом еще решении, писать или нет о том, был Людвиг или не был. А книги пишутся, как время течет — отнюдь не по порядку. И капризно уезжая в Норвегию, и бросая любимого друга, не зная, что видит его последний раз, и помыкая любимым учителем и покорным Муром, не знал он, что не пройдет и полгода, как небо ему покажется с овчинку и от страха, отвращения и вшей потянет к кастрированному Л. Н. Толстым Евангелию, и бессонные ночи в Монте-Касино, и денщик Константин, и шарлатан Оствальд, и как с иголочки сшитый Фрэнк Рамсей (вот кого бы за милую душу, прости Господи!), и трубка Дэвида, и кисточка Бертрана, и обе руки Джорджа Эдварда, и Венский филармонический, и Берлинский филармонический, и Сталин на стене и Гитлер на диване, и Бьется в тесной печурке Лазо и Румпельштильцхен из сказки немецкой, и плотник А, и плотник Б, и дождь идет, но я так не считаю. Wovon man nicht sprechen kann, darüber muss man schweigen. Er muss diese Sätze überwinden, dann sieht er die Welt richtig. И не только Welt, но иногда даже и Wirklichkeit.
