Жизнь в одиночестве так привлекала его, что ему даже не хотелось ненадолго приехать на Рождество в Вену, но он не мог этого не сделать, так как его очень ждала мать.
15 декабря он писал Расселу:
Пребывание здесь в одиночестве так хорошо для меня, что я не представляю, как бы я мог жить среди людей. […] Мои дни проходят между занятиями логикой, свистом, прогулками и депрессией. […] Я прошу у Бога дать мне больше интеллекта, и тогда все станет ясным для меня — или я не смогу больше жить [Monk: 126].
Между тем, в марте 1914 года между Витгенштейном и Расселом разыгралась эпистолярная ссора. Рассел собирался ехать с лекциями в Америку, и Витгенштейн написал ему в письме следующее:
Лучшие пожелания к Вашим лекциям в Америке! Возможно, это даст Вам по крайней мере более благоприятную возможность рассказать им о своих мыслях, а не просто сокращенных и сухих результатах. ЭТО именно то, что было бы наибольшей ценностью для Вашей аудитории — узнать Ваши мысли, а не сокращенные и сухие результаты [Monk 127].
Очевидно, Расселу не понравился менторский тон этого письма. В письме к леди Оттолине Рассел написал, что ответил Витгенштейну «в резкой манере». Что именно он ответил, мы не знаем. Но в своем ответе на это неизвестное нам письмо Витгенштейн писал:
Мы часто в наших разговорах испытывали неудобство, касаясь определенных тем. И это неудобство возникало не от недостатка чувства юмора с одной или другой стороны, но от значительного различия наших натур. Я со всей искренностью говорю, что не хотел упрекать Вас ни в чем или читать Вам морали. Я только хочу высказаться о наших отношениях в ясных словах, чтобы прийти к какому-то заключению. — Наша последняя ссора тоже не была результатом Вашей чувствительности или моей неосмотрительности. Она идет глубже — из того факта, что мое письмо должно было показать Вам, насколько различны наши взгляды, например, на научную работу. Это было, конечно, глупо с моей стороны писать в такой манере Вам об этих материях: я должен был сказать себе, что такие фундаментальные различия не могут быть разрешены в письме. И это только ОДИН случай из многих. […]
Я буду благодарен Вам и обязан ВСЕМ СЕРДЦЕМ на всю мою оставшуюся жизнь, но я не стану больше писать Вам и Вы никогда не увидите меня больше. […] Я желаю Вам всего самого хорошего и прошу Вас не забывать меня и думать обо мне часто с дружескими чувствами. До свидания!
Всегда Ваш
Людвиг Витгенштейн [Monk: 131].
