Пинсент остроумно сравнил Витгенштейна с его постоянно меняющимися настроениями с Константином Левиным из «Анны Карениной»: он надувается, сердится, говорит или думает ужасные вещи, но потом страшно раскаивается. И еще Пинсент понял, что если в Кембридже они, поссорившись, могли разойтись по своим квартирам, то в длительной поездке они слишком тесно связаны друг с другом.
Они жили близ Бергена на маленьком фьорде. Витгенштейн каждый день занимался логикой и был чрезвычайно мрачен. Здесь-то он и начал говорить о своей скорой смерти и о том, что не успеет закончить свой труд. Пинсент писал в своем дневнике, что, когда Витгенштейн все время в таком состоянии, жить с ним — испытание.
Но неожиданно Витгенштейн избавил Дэвида от этого испытания. Он решил остаться в Норвегии надолго один, чтобы ни с кем не общаться и в этом одиночестве наконец закончить свою работу. Если он действительно считает себя великим человеком, он должен сделать что-то великое. В Кембридже это невозможно.
Так неожиданно оборвалось для Дэвида его последнее предвоенное путешествие. И похоже, это было вообще последнее путешествие в его жизни, так как летом следующего года началась Первая мировая война.
Вернемся в Кембридж 1912 года. С Расселом Витгенштейн работал, с Дэвидом Пинсентом отдыхал душой. Но он также общался с преподавателями. Среди них был знакомый ему еще по Манчестеру математик профессор Харди. Это был также логик из Королевского Колледжа профессор Джонсон, который ненадолго стал официальным научным руководителем Витгенштейна; но, поскольку Джонсон был представителем традиционной логики, они с Витгенштейном не нашли общего языка.
Зато сразу прекрасный контакт у Людвига наладился с другой (наряду с Расселом) звездой новой философии — Джорджем Эдвардом Муром, который еще в 1903 году написал книгу «Principia Ethica» [Мур 1984], заложив основы не только философской этики XX века, но и так называемой лингвистической философии, или философии обыденного языка, которая стала активно развиваться в 1930-е годы как реакция на логический позитивизм Венского кружка (см. об этом более подробно главу 6). В противоположность логическому позитивизму, лингвистическая философия не стремилась устранить неясности естественного языка, но предлагала анализировать его таким, каков он есть. Так, Мур в своей книге, критикуя все предшествующие определения того, что такое добро, определял его как то, что рядовые носители языка называют добром. Мур сразу (в отличие от Рассела) проникся доверием к молодому австрийскому студенту, увидел и поверил в его огромный интеллектуальный потенциал и принимал самые радикальные и рискованные логико-философские суждения Витгенштейна.
