Спустя десятилетия, пережив ссору и дальнейшее охлаждение к Витгенштейну, Рассел в автобиографии писал:
То, что я узнал Витгенштейна, было одним из наиболее потрясающих интеллектуальных приключений в моей жизни. В поздние годы интеллектуальная симпатия, которая была между нами, ослабела, но в молодые годы не только он учился у меня, но и я у него. Возможно, он был наиболее совершенным примером гения, которого я когда-нибудь знал, таким, как его традиционно представляют — увлеченный, глубокий, сильный и возвышенный. Он обладал такого рода чистотой, равной которой я ни у кого не знал, за исключением Дж. Э. Мура [Russell 1978: v.2, 98–99].
Витгенштейн был зачислен студентом-исследователем в Тринити-колледж Кембриджского университета 1 февраля 1912 года.
Витгенштейн слушал лекции Рассела, потом дискутировал с ним у него дома. Ясно, что он находился в постоянном напряжении. Ему нужен был верный друг, с которым он мог бы отдохнуть, не боясь непонимания и шквальной критики. Такого друга он в Кембридже нашел. Это был студент математического отделения Тринити-колледжа Дэвид Пинсент. С ним Витгенштейн познакомился на одном из вечеров у Рассела.
Дэвид Юм Пинсент был по боковой линии потомком знаменитого английского философа XVIII века Дэвида Юма. Так же, как и Витгенштейн, в Кембридже он был «эмбрио», то есть лицо, которое было намечено кандидатом в элитарное закрытое общество «Апостолы», но, в отличие от Витгенштейна, Пинсент не был избран. В Кембридже он изучал математику, затем право и под влиянием Витгенштейна — философию и логику. Он был сыном образованных и музыкальных родителей, проживавших в Бирмингеме. Дэвид был простым, непринужденным, искренним и во всех отношениях привлЕкательным молодым человеком, обладавшим развитым музыкальным вкусом, что во многом способствовало сближению с Витгенштейном. У него был широкий круг друзей, и он был везде принят вследствие своего благородного и живого энтузиазма по отношению к интересам других; Пинсент был остроумен, но не насмешлив. Для биографа Витгенштейна Пинсент так важен не только из-за самого факта его дружбы с Витгенштейном, но еще и потому, что он вел откровенный и, что самое важное, не сосредоточенный на своей персоне дневник. Как пишет о нем Б. МакГиннес, «встающий за этими записями тип личности хорошо знаком всем, кому случалось читать письма и юношеские сочинения большинства из поколения погибших (Пинсент погиб на фронте Первой мировой войны — друзья воевали по разные стороны линии фронта; памяти Пинсента Витгенштейн посвятил «Логико-философский трактат». —
