Сам Витгенштейн в одной из бесед с Друри рассказал об этом визите так:
Помню, когда я впервые отправился с визитом к Фреге, у меня в голове было очень ясное представление о том, как он выглядит. Я позвонил в дверь, и мне открыл какой-то человек; я сказал ему, что приехал повидать профессора Фреге. «Я профессор Фреге», — сказал человек. На что я мог лишь воскликнуть: «Невозможно!» [Друри: 126].
Результат беседы Витгенштейн рассматривал как совершенно неутешительный. «Фреге, — говорил он, — просто размазал меня по полу».
Готлоб Фреге произвел примерно такой же переворот в логике, как Фрейд в психологии и Эйнштейн в физике. В двух словах, он явился основателем математической логики, которая вместо силлогизмов использует математические символы, что значительно упрощает процедуру логического доказательства и уменьшает вероятность ошибки. Фреге был чрезвычайно добросовестным, тонким, ранимым и великодушным человеком. Когда Рассел нашел в его системе ошибку, Фреге так расстроился, что долгие годы ничего не публиковал. Именно поэтому он послал Витгенштейна к более молодому Расселу, шедшему по его стопам, к тому времени уже написавшему книгу «Основания математики» и совместно с другим кембриджским философом Альфредом Нортом Уайтхедом готовившему в будущем знаменитый трехтомный труд «Principia Mathematica». В тот момент, когда Витгенштейн нарушил его чаепитие, Рассел не подозревал, что вошедший «немец» будет в ближайшие годы играть огромную роль в его жизни и в конце концов сделает с его системой то же, что он в свое время сделал с системой Фреге, — найдет в ней ошибки и, оттолкнувшись от нее, построит свою систему, гораздо более утонченную (подробно о проблемах, волновавших Фреге, Рассела и Витгенштейна в контексте развития европейской философии начала XX века мы расскажем в разделе 2.4 настоящей главы).
Но поначалу Рассел отнесся к приезжему чрезвычайно легкомысленно. Из ежедневных писем-отчетов, которые он писал своей возлюбленной леди Оттолине Морель из Кембриджа в Лондон, хорошо видно изменение его отношения к Витгенштейну.
19 октября: Мой немецкий друг угрожает быть сущим наказанием.
25 октября: Мой немец, который кажется скорее хорошим парнем, — ужасный спорщик.
1 ноября: Мой немец ужасный спорщик и чрезвычайно утомителен. Он не принимает допущения, что в этой комнате нет носорога.
2 ноября: Мой немецкий инженер, мне кажется, — просто дурак. Он думает, что ничто эмпирическое не может быть познано. — Я попросил его принять, что в этой комнате нет носорога, но он не принял.
