в соссюровском понимании); семантику, изучающую знаки в их отношении к реальности (в сущности, это и есть речь, как ее понимал Соссюр) и прагматику, то есть речь в ее конкретном жизненном воплощении (это и есть речевая деятельность) (данные три раздела семиотики разграничил Чарльз Моррис
[Моррис 1983]).Надо сказать, что Витгенштейн, скорее всего, ничего этого не знал. Мы не встретим в его записях имен Соссюра, Якобсона, Ельмслева, Блумфильда, Уорфа — великих лингвистов XX века. В лучшем случае он знал, что существует какая-то там структурная лингвистика.
Витгенштейн жил своей жизнью, играл в свои языковые игры.
Термин языковая игра принадлежит позднему Витгенштейну. Он появляется в знаменитом § 23 «Философских исследований»:
Термин «языковая игра» призван подчеркнуть, что говорить на языке — компонент деятельности или форма жизни.
Представь себе многообразие языковых игр на таких вот и других примерах:
Отдавать приказы или выполнять их —
Описывать внешний вид объекта или его размеры —
Изготавливать объект по его описанию (чертежу) —
Информировать о событии —
Размышлять о событии —
Выдвигать и проверять гипотезу —
Представлять результаты некоторого эксперимента в таблицах и диаграммах —
Сочинять рассказ и читать его —
Играть в театре —
Распевать хороводные песни —
Разгадывать загадки —
Острить; рассказывать забавные истории —
Решать арифметические задачи —
Переводить с одного языка на другой —
Просить, благодарить, проклинать, приветствовать, молить
[Витгенштейн 1994: 90].
Теперь сравним это с тем, что писал о речевых жанрах M. M. Бахтин буквально через год после смерти Витгенштейна:
… к речевым жанрам мы должны отнести и короткие реплики бытового диалога […], и бытовой рассказ, и письмо […], и короткую стандартную военную команду (! — В.Р.), и развернутый детализированный приказ, и довольно пестрый репертуар деловых документов […], и разнообразный мир политических выступлений […], и многообразные формы научных выступлений, и все научные жанры (от поговорки до романа) [Бахтин 1979: 237–238].
Бахтин не делает последнего шага, он не говорит, что жанры это и есть сама жизнь. Витгенштейн делает этот шаг:
Приказывать, спрашивать, расспрашивать, болтать — в той же мере часть нашей естественной жизни, — что и ходить, есть, пить, играть [Wittgenstein 1967: 25]
Можно сказать, и это не будет никаким преувеличением, что жизнь и язык, в частности — язык в его эстетической функции (термин Яна Мукаржовского
