Фраза эта кажется странной и нуждается в комментарии. Ее ключевые слова — делать, убить, говорить. Здесь невольно вспоминается восточная философия дао и дзен, традиции, с которыми произведения Витгенштейна связывают типологически. В даосизме считается, что человек должен выполнять свое земное предназначение, каким бы оно ни было. Сходная доктрина развивается в философии санкхья, изложенной в «Бхагаватгите» — так называемая философия незаинтересованного действия. Человек должен делать то, что ему положено по его призванию, не размышляя о результатах. С другой стороны, в этой фразе несомненно выражено противопоставление того, о чем можно говорить, и того, о чем следует молчать, столь значимое для «Логико-философского трактата».
Как говорить и говорить ли вообще — одна из основных этических проблем всей философии Витгенштейна.
На все сказанное определенный свет проливают сведения о том, что читал Людвиг. По его поздним признаниям, сделанным Малкольму и Друри, его любимыми произведениями художественной прозы были «Михаэль Кольхаас» Клейста и «Хаджи-Мурат» Л. Н. Толстого. Во имя высшего долга, внутреннего императива, защищая свое достоинство, герои этих произведений идут на все, даже если их ждет насильственная смерть. Если бы Витгенштейн любил литературу XX века, ему несомненно был бы близок «Посторонний» Камю, но Витгенштейн не любил культуру XX века, и даже неизвестно, читал ли он Камю.
Итак, ранняя, совсем ранняя отроческая и юношеская философия Витгенштейна — это героический романтизм. Не надо думать, что романтизм — это возвышенные речи, «высокое и прекрасное», по выражению героя «Записок из подполья» Достоевского. Романтизм — чрезвычайно жестокая идеология, выросшая на насилии Великой французской революции как реакция на нее. Главное в идеологии романтизма — это культ индивидуализма и разорванных связей между человеком и обществом [Лотман 1972]. Это очень мрачная идеология. Ее достаточно адекватно описал Бертран Рассел в главе «Байрон» в своей «Истории западной философии» [Рассел 1994].
«Романтическим, слишком романтическим» был ранний круг чтения Витгенштейна. Он высоко ценил Гете, Шиллера, Мерике, бесконечно почитал Бетховена как культурный романтический тип, ценил Ницше, хотя и говорил о нем, что это более поэт, нежели философ. Первой философской книгой, с которой его познакомила Гретль, была «Мир как воля и представление» Шопенгауэра. Шопенгауэр оказал влияние на общефилософские разделы его «Тетрадей 1914–1916». О своем современнике Освальде Шпенглере и его книге «Закат Европы» Витгенштейн отзывался достаточно высоко, но как-то сказал Друри, что, если бы Шпенглер имел мужество написать маленькую книгу, то это могла бы быть великая книга (аллюзия на «Логико-философский трактат» достаточно прозрачна — известно, что Витгенштейн умер не от скромности, а от рака предстательной железы).
