Никакого острова поблизости от местоположения «Екатерины» на этой карте обозначено не было. Кроуфилд сунул в зубы трубку, закурил, выпустил несколько идеально круглых, толстых дымных колец и произнес:
— Здесь отсутствуют острова, Тимофей.
— А чему ты радуешься, басурман? — закричал Бражников. — Мы ведь без руля и ветрил далеко не уйдем. Это ты понимаешь?
— О, всегда лучше отдавать себе полный отчет в ситуации, — невозмутимо отозвался англичанин.
— Я и отдаю себе отчет! — Тимофей вцепился в собственные волосы, несколько раз яростно дернул, как будто его шевелюра была в чем-то виновата, и так, всклокоченный, уставился на своего нанимателя. — Я отлично отдаю себе отчет в том, что мы далеко не уйдем. Не дальше царя морского. И почему ты отказываешься поверить в то, что спасение близко? Басурман! Одно слово — глупый басур…
В этот момент «Екатерина» сильно вздрогнула всем корпусом, как будто натолкнулась на какую-то преграду. Кроуфилд побледнел. Он выхватил трубку изо рта и заорал:
— Что происходит?
Словно отвечая на его вопрос, «Екатерина» заскрежетала.
— Мы сели на мель! — с торжеством произнес Бражников.
Англичанин посмотрел на него широко раскрытыми, безумными глазами.
— Ты с ума сошел, Тимотей! Какая может быть мель посреди моря-океана?
— А вот такая! Говорил я тебе, глупый басурман, что здесь есть, есть остров! — возликовал Бражников. — Говорил? А ты не верил! Кому ты веришь — бумаге! А человеку живому — не веришь! Как ты вообще можешь плавать, если ты живому человеку не веришь?
Тимофей едва не плясал. Стэнли Кроуфилд смотрел на него кисло. Корабль остановился, чуть покосившись. «Екатерина» села на мель — сомнений не оставалось. Хотя никакой мели здесь быть не могло.
Здесь отродясь не бывало никакой мели. Карты, составленные по описаниям бывалых мореходов, не лгут, не ошибаются…
Но мель была.
В этот момент за бортом раздались тихие голоса.
Тимофей расплылся в мечтательной улыбке и схватил англичанина за руку.
— Крофилд! Ты слушай, слушай… Ты слышишь это?
Кроуфилд тоже услышал и помертвел. Совсем рядом пела женщина. Скоро к ней присоединилась вторая, затем третья… Голоса звучали тихо, слаженно, и казались чем-то совершенно неземным. Как будто это ангелы сошли с небес и теперь убаюкивают усталых моряков сладким пением.
— Этого не может быть… — прошептал англичанин.
На миг ему почудилось, что все они погибли во время шторма, что никакого спора с Бражниковым об островах не было — они попросту не успели осознать собственной смерти, и вот теперь стоят на пороге рая и слушают ангельское пение. Любая душа, даже душа самого закоренелого грешника допускается к созерцанию ада сразу после того, как отделяется от тела. А уж потом, когда над ней совершается малый суд и выносится определение до Страшного Суда, эта самая душа ввергается в ад. И там у нее будет много времени поразмыслить над содеянным во дни земной жизни.
