— Потщитеся единодушно пострадати за благочестие, и на святые церкви, и за нашу веру православную, призывающе милосердного Бога на помощь, и, не сумняся ничтоже, за единородную нашу братию православных христиан, иже в плени сущии от многих лет, зле страждут от безбожных казанцов… — бормотал в бреду Андрей Палицкий, и видел не спокойные палаты новгородского дома, но бесконечные лица воинов русских, обветренные, сгоревшие на солнце, мокрые от дождей и слез, запыленные, в шрамах. Многих товарищей потерял он под Казанью, и все они сейчас стояли перед ним, словно ожидая — когда и боярин Андрей присоединится к ним на том свете.
…И вот уже стены подкопаны, и мосты перед воротами горят всю ночь, так что пламя лижет черные небеса, а на город всю ночь падают пепел, и земля, и «хрящи»; а в российском воинстве ходит по кругу общая чаша — завтра решительный штурм!
Но до штурма еще дни оставались, еще нужно было отрезать город от источников водных. Хоть река Казанка и перешла в руки русских, казанцы продолжали брать откуда-то воду, и надлежало выследить этот тайный источник.
К царю приходили бежавшие пленники, у каждого за плечами — такая жизнь, что на сотню романов хватит, но в то время только об одном спрашивали: где у казанцев вода? И люди называли разные места, однако находился при царе умник, немец, которого именовали попросту Размыслом. Немец этот — человек был хитрый и «навычный градскому разорению», инженер — говоря языком Вершкова и Харузина. Он и подкопом руководил, и розыском и разрушением водного тайника. Устроили они возле казанских стен засаду и начали по голосам следить — куда за водой ходят.
У Палицкого взяли десяток людей, потому что сам боярин в ратных делах пока не участвовал, а люди при нем оставались, и пошли к «тайной воде». И поутру, ясным сентябрьским днем, поставили там одиннадцать бочек зелья. Рвануло знатно — погибла и вода, и те люди, что за водой пришли, земля стояла в воздухе, как казалось, неподвижно, не фонтаном, а столбом…
К решительному штурму Казани Палицкий нашел в себе силы — поднялся, с саблей в руке ступил на стены города. Битва в узких улицах кипела отчаянная. Андрея со всех сторон соратники поддерживали, прикрывали, не давали боярину упасть.
Слишком много своей и чужой крови потерял Андрей Палицкий в этом городе, чтобы не войти в него как победитель. Пусть даже не своими ногами войдет, пусть даже внесут его товарищи — неважно. Лишь бы стоять здесь, посреди развалин, лишь бы знать: Казань отныне — русская.
