— А-а, — начала вспоминать она. — Что-то припоминаю, но не всё, ты мне тогда что-то рассказывал быстро, я даже и не поняла ничего.
— Он сумасшедший! — рассказывал Эдди. — Мы с родителями входим к нему, а он стоит голый весь. Да, перед этим ещё входные двери вылетели, нас что-то невидимое сильно толкнуло, и мы вошли, а он голый…
— Эдди, — перебила его она. — Ты вот сам подумай, не все ведь такие как твой дедушка. А у этого старичка, может, совсем никого нет, а ты так!
— Ну ладно, — повесил он голову. — Ты ведь сама видишь, я в «таких» случаях идиотом становлюсь.
— Просто ты в «таких» случаях не высказывай никому свои мысли и предубеждения и всё будет нормально.
— Знаешь что? — сказал Эдди. — Давай с сегодняшнего дня не будем больше обижаться друг на друга?
— А мы разве обижаемся друг на друга? — удивилась Тинна.
— Да нет, я вообще. Ты обещаешь мне?
Тина улыбнулась. — Всё будет зависеть от нашего с тобой поведения.
Она посидела у Эдди ещё некоторое время и стала собираться. — Смотри, уже темнеет.
— Я провожу тебя, — предложил Эдди.
— Да далеко ведь.
— Всё-таки вдвоём веселее идти, чем одной.
— Ну ладно, проводи, если родители разрешат.
— Нет проблем, — сказал Эдди и тайком от родителей [через молниеотвод] отправился провожать Тинну. Проводил он её до самой автобусной остановки, дальше она поехала одна.
Возвращаться домой Эдди решил также, через молниеотвод, потому как в его доме свет уже не горел.
Он залез в окно и взглянул на противоположный дом. На втором этаже справа светилось окно, в комнате горел свет, и Эдди, сквозь штору, заметил какого-то молодого человека. Его пробрало страшное любопытство: ведь старик живёт один — откуда тогда мог взяться этот мужчина?
С улицы доносились чьи-то шаги. Эдди посмотрел туда, откуда слышались удары [женскими] каблуками об асфальт. Сквозь налегающий, слабый туман проглядывалась фигура девушки — лет семнадцати-восемнадцати. Девушка вошла в дом старика.
Эдди ещё сильнее охватило любопытство, когда он увидел, что девушка вошла в ту комнату, где находился мужчина, и свет в комнате потух.
У Эдди сердце замерло в груди, когда мужчина подвёл девушку к окну и, горя сладострастием [широко выраженным в глазах], начал медленно, пуговка за пуговкой, расстёгивать ей блузку. Полная луна ярко освещала всё это. И Эдди «потух» полностью, когда тот отвёл её от окна. Что происходило в комнате, Эдди видеть никак не мог, но он мог зато слышать: Из тёмной комнаты дома старика доносились шорохи, скрип старого дивана, и стоны — постоянные стоны девушки. Ей, словно было больно, словно кто-то её кусал, а в то же время — приятно до ужаса.
