Пока она произносила обличительную тираду, Данила обносил журнальную братию порошками и стаканами с водой.
— Ужасная гадость, этот ваш аспирин, такая горечь, — капризно отер губы белоснежным платком Синеоков. — Долго ли вы еще нас терзать будете? У меня от него проливные поты.
— Если вам что-то здесь не нравится, — заметила Ольга, — я вас не держу. Есть ли еще истерзанные?
— Истерзанные есть, но им все очень нравится, — Фалалей захлопал в ладоши, — а дону Мигелю устроим темную. Если б кацавеечку для драгоценной Ольги Леонардовны шиншилловую присоветовал, кротости христианской бы более в мире прибавилось.
Довольная улыбка тронула губы Ольги Леонардовны, и, чтобы скрыть ее, она повернулась к молчавшему Самсону. По впалой щеке юноши из-под опущенных ресниц скатывалась крупная слеза. Странную слезу, кажется, заметил и Фалалей: румяное лицо фельетониста вытянулось, и он поник в растерянности.
Самсон судорожно сглотнул: никто, никто в редакции, да и во всем Петербурге не знал о существовании его тайной жены, исчезнувшей вскоре после венчания. За ней, за ней, а вовсе не для поступления в Петербургский университет ринулся он из Казани в столицу. Три недели в Петербурге ни на шаг не приблизили его к Эльзе. Одну неделю он провел, готовя свой первый материал для журнала «Флирт», куда попал благодаря железнодорожному попутчику, Эдмунду Либиду, а две провалялся в больнице. Сколько раз видел он на улицах Петербурга ускользающий призрак Эльзы в шиншилловой шубке, его ласковая, пухленькая женушка являлась ему и в бредовых, горячечных снах, когда он боролся с инфлюэнцей.
— Все высказались? — Госпожа Май повысила голос. — Теперь моя очередь. Номер, вышедший вчера, никуда не годится. Беззубый. Более таких номеров быть не должно. Я понимаю, мы все были деморализованы из-за неприятностей с номером о возрождении падших женщин. Поэтому здесь все материалы так бледны, скучны, пресны. Однако слух, что нас за эротический либерализм едва не прикрыли, проник в народные массы. И теперь в нашем журнале будут искать что-то свободолюбивое, что-то истинно новое. Смелое. Неожиданное. Сенсационное. И если не найдут, перестанут покупать. Пора превращаться из кроликов в леопардов. Я ясно объясняю?
— Я вас лучше всех понимаю, — встрепенулся Платонов.
— На что он намекает? Почему остальных принижает? Сколько я буду терпеть этого черносотенного выскочку? — С новой силой напал на переводчика Лиркин.
— Вы ощущаете себя униженным? — Госпожа Май сдвинула брови.
