Трудно с точностью проследить, насколько широким оказалось значение его для Западной Европы в целом. Историк улавливает как бы определенные точки, в которых проявляются признаки нового движения; со временем становятся ясны его центры, и лишь в дальнейшем более или менее, проясняются масштабы перемен и обновления, наступивших в итоге длительного периода. Слишком разровненные были тогда части Западной Европы, слишком трудны и медленны сообщения между ними, слишком много различий было в их культурном развитии, по-разному шли процессы, подготовлявшие объединение народов в нации и т. д. Поэтому новые движения, зародившись в тех или иных культурных районах или центрах, на первых порах могли сохранять локальный характер или, во всяком случае, иметь ограниченное действие! Могли же, в итоге образовавшихся связей территориального, хозяйственно-торгового, военного или даже династического характера, и распространяться дальше — из страны в страну.
В XII-XIII веках постепенно возникали исторические предпосылки не только для сложения новых творческих течений, но и для известного распространения их (все-таки в относительно ограниченных пределах) по Западной Европе. Так, средневековые роман или повесть, сложившиеся на французской почве в XII-XIII веках, не остались только французскими явлениями. Наряду с романом о Тристане и Изольде и повестью об Окассене и Николетте в историю литературы вошли «Парсифаль» и «Бедный Генрих». Новый, готический стиль в архитектуре, представленный классическими образцами во Франции (соборы в Париже, Шартре, Реймсе), нашел свое выражение также в немецких и чешских городах, в Англии и т. д. Если возникающие художественные явления и не становились повсеместными, то все же они были вполне знаменательны для своего времени, что свидетельствовало уже об отсутствии изоляции между различными центрами средневековой культуры и о наличии неких общих предпосылок для их развития. Первый расцвет светской музыкально-поэтической лирики, наступивший в Провансе с XII века, захватил затем и Северную Францию, отозвался в Испании, нашел выражение позднее в немецком миннезанге. При всем своеобразии каждого из этих течении в них проявилась и новая закономерность, характерная для эпохи в ее широких масштабах. Точно так же зарождение и развитие многоголосия в его профессиональных формах — едва ли не важнейшая тогда сторона музыкальной эволюции — происходило при участии не одной лишь французской творческой школы и тем более не одной лишь группы музыкантов из собора Нотр-Дам, как бы ни были велики их заслуги. Таким образом, даже в трудные для искусства времена средневековья ростки нового не только пробивались сквозь толщу эстетических условностей и ограничений, но постепенно крепли, множились, если не становились еще проявлением новой общей закономерности (Италия, по-видимому, до XIV века оставалась равнодушной к новым формам многоголосия), то как бы предсказывали ее в перспективе.
