Шестой этаж | страница 73
С проблемой читателя так или иначе мы сталкивались чуть ли не каждый день. Но по-настоящему мы задумались над ней после одного случая, когда она проявилась в крайней, почти пародийной форме. Напечатана была подборка стихотворений Евгения Винокурова. Одно из них посвящено судьбе лошади. Элегическое стихотворение о том, что век этого чудесного животного, с которым столетиями была связана вся жизнь человека, кончается:
Ракета, атмосферу прорывая,
Уйдет туда, где теплится звезда...
А ты, о лошадь, ты душа живая,
В наш сложный век исчезнешь без следа.
Можно ли было ожидать, что это совершенно невинное стихотворение вызовет шквал возмущенных откликов? В редакцию (и не только к нам, но и в другие органы печати, а также, как говорили в пушкинские времена, «лицам, облеченным доверием правительства») пришло несколько десятков писем, обличающих Винокурова и нас. В том числе демарш от маршала Буденного, главного авторитета в конных делах. Коллективные письма, резолюции собраний прислали чуть ли не все конезаводы. Одно я процитирую:
«Лошадь как сельскохозяйственное и транспортное животное, конечно, уступает в наше время свое место машине. Она уже не имеет сейчас такого громадного значения, как какие-нибудь 20—30 лет назад. К счастью, ушли навсегда те проклятые времена, которые описал Г. И. Успенский в своем рассказе «Четверть лошади», но забыть о том, что дала лошадь в прошлом, забыть, какую роль она сыграла в истории нашей страны, в победе революции, невозможно.
Конь-пахарь, конь-воин, конечно, ушел в прошлое, но чарующая прелесть русской тройки, захватывающее зрелище рысистых бегов и скачек, смелость, сила и удаль в народных конных играх, увлекательность многообразных видов конного спорта будут жить века и никогда не умрут.
Выступление Е. Винокурова на страницах вашей газеты не только бездарно и ложно, но и политически ошибочно, так как наше советское коневодство является одним из лучших в мире...»
И требование Винокурова наказать, письмо напечатать. Тринадцать подписей и гербовая печать...
И нам пришло в голову: а почему бы не публиковать такого рода письма, в которых вульгаризаторство, опирающееся на официальные представления о задачах и месте искусства в общественной жизни, проявляется в крайнем, порой совершенно карикатурном виде? Разумеется, сопровождая их комментирующими заметками.
Письма мы получали такие, что нарочно не придумаешь. Когда в редакцию пришло послание кандидата наук (не биологических, не медицинских, это еще куда бы ни шло,— исторических!) Колпакова, призывавшего сжечь «Муху-цоко- туху» как вредное произведение, воспевающее переносчицу всевозможных опасных болезней, и набранное уже стояло в полосе, меня вызвал Косолапов: