В пятницу утром мы туда поехали. Комната была пуста; на батарее висела высохшая пижама, в тумбочке лежали приглашения в Дом литераторов и стопка газет «Московский литератор», портсигар тюремной работы, хотя он не курил, драный бумажник, билет в Ленинскую библиотеку, какая-то квитанция на холодильник (все это я отдала потом в Вологодский музей).
Больная из соседней палаты сказала мне: «Забрали твоего Тихона» (они его почему-то Тихоном звали). Тогда я кинулась к дежурной медицинской сестре. После энергичных расспросов она заглянула в журнал и ответила, что перевели его в интернат для психохроников в Медведково. И даже сообщила мне номер интерната и его адрес.
В субботу утром мы с Людмилой Анис отправились в Медведково. Нашли казенного типа здание, окруженное заледенелым пустырем. Обошли вокруг. Все заперто наглухо. С трудом отыскали дверь, стали колошматить. Открыл вахтер, буркнувший, что посещений нет.
Удивительным совершенно образом я уговорила его разрешить нам побеседовать с дежурным врачом. Тот посмотрел в какую-то свою книжку и сообщил: «Да, действительно, доставлен позавчера; имеется запись, что он буен и пытался укусить санитара».
Я принялась умолять дежурного врача, чтобы он позволил мне навестить Варлама Тихоновича, и он почему-то согласился. Даже дал почитать историю болезни, из коей явствовало, что буквально на следующий день после поступления у Шаламова развилась пневмония. Затем нас пустили в палату.
Был он без сознания. Хрипел. В общем, стало ясно, что он уже отходит. Я поинтересовалась у врача, выполнялись ли сегодня какие-то назначения. Он ответил, что пациентов много и до Шаламова у сестры еще очередь не дошла. Я попросила разрешить мне самой выполнить назначения, ввела ему строфантин и какие-то еще препараты.
Все это носило символический характер и помочь не могло, но я была в каком-то помрачении, плохо соображала. Часа, наверное, через два Шаламов умер у меня на руках, не приходя в сознание.
Тела умерших там отправляют в морг, а затем либо выдают родственникам, либо через три месяца хоронят в общей могиле. И тут до меня дошло, что я же не родственница Шаламову и, значит, тело его мне, скорее всего, не выдадут. И все-таки надо было попробовать получить свидетельство о смерти.
Пришлось просить выдать мне какую-либо справку, свидетельство, что тело Шаламова – не «бесхозное». И дали мне некую бумагу... Я обрела право похоронить Шаламова.
