Варлам Шаламов в свидетельствах современников | страница 81



     И я вновь отправилась на Планерную. Варлам Тихонович плохо слышал, плохо говорил, но меня он принял, не прогнал.

     Положение его в этом инвалидном доме было страшным. Грязь, отсутствие минимального ухода. В сущности, это была почти тюрьма.

     – Как он там оказался?

     – Он был немолодым и совершенно одиноким человеком. С первой женой очень давно расстался, со второй тоже; с дочерью отношения не поддерживал. Других родственников не было. В 70-е годы были два человека, как-то ему помогавшие, но потом, по их словам, отношения эти прекратились, для них оказалось невозможным делить время между своими семьями и тяжело больным человеком. И он остался совершенно один. И он действительно был болен.

     – Чем же он болел?

     – Насколько мне известно, там фигурировали разные диагнозы, в том числе болезнь Меньера. Я полагаю, хоть сейчас трудно реконструировать события, а тогда я была совсем неопытной, что у него был тяжелый паркинсонизм.

     Он плохо слышал, плохо видел, не мог нормально передвигаться. И речь была нарушена...

     Мне кажется, он считал себя заключенным; поэтому срывал с кровати постельное белье, а полотенце повязывал себе на шею, чтобы не украли предполагаемые сокамерники.

     Раньше же, как я слышала, он закупал запасы продуктов. И поскольку ни ухода, ни опеки не было, его и поместили в дом для инвалидов и престарелых. Ну вот, а больше и некуда было ему деваться.

     – Вы пытались помочь?

     – Пассивно. Я могла осуществлять уход, практически санитарский. Что и делала, навещая Варлама Тихоновича пару раз в неделю… Может быть, ему это и не нужно было, я не знаю. Возможно, я делала это для себя.  

     – Он получал какую-то лекарственную терапию?

     – Должность врача там, безусловно, существовала. Но, пока я там бывала, ни разу врача не видела. Имелись медицинские сестры.

      Но я не думаю, что даже адекватное лечение могло тогда положительно повлиять на его состояние.

     – А он пытался писать?

     – Я ни разу не видела. Обычно он сидел или лежал. Но тот же Морозов каким-то неведомым, непонятным для меня образом общался с ним на литературные темы и умудрился кое-что расслышать и записать.

     Я находилась просто совершенно с другого бока, с физической стороны. И мое общение с ним продолжалось всего-то с мая 1981 года по день его смерти, по 17 января 1982 года.

     Бывала там также Татьяна Николаевна Уманская (Трусова) – преподаватель литературы. Она разыскала Шаламова, потому что в герое рассказа «Вейсманист» опознала своего деда. Бывала еще Людмила Анис, которая в самиздате прочитала несколько рассказов Шаламова. И так они ее пробрали, что она автора отыскала.