Л.Б.: Мне это было бы очень интересно. А вы использовали этот экземпляр на своих лекциях?
И.Е.: Конечно, я им показывала лаконизм Шаламова, то, что не надо бояться повторения прилагательных, глаголов, не нужно искусственно и нарочито искать словарного разнообразия. Например, прилагательное «серый» он мог использовать десять раз. Но важно не только это, но еще и композиция, роль заглавия, отсылки литературные. В общем, есть целая система, основы которой он изложил в моей липовой работе. Кроме того, Шаламов рассказывал мне о специфике французского романа, его отличиях от русского и так далее. Это был такой своего рода ликбез.
Л.Б.: Это все-таки не ликбез. Ликбез, он для человека с нулевыми знаниями, у вас они такими явно не были.
И.Е.: Знаете, у меня были некоторые школьные предубеждения, их он и хотел во мне разрушить».
Из интервью Ирины Емельяновой «Ольга Ивинская, Борис Пастернак, Варлам Шаламов», 2010, выложено на сайте Полит.Ру http://www.polit.ru/article/2010/06/23/emeljanova/
Ирина Ивановна Емельянова (род. 1938), дочь возлюбленной Пастернака Ольги Ивинской, лагерница, филолог, мемуаристка
_________________________
_____________
Людмила Зайвая
С Варламом Тихоновичем Шаламовым я познакомилась, купив его сборник стихов «Дорога и судьба». Ну как с поэтом знакомятся? Открываешь сборник – неизвестное имя, находишь там какие-то близкие тебе строчки и покупаешь.
Напала я на строчки с посвящением Борису Пастернаку: «От кухни до передней, по самый горизонт/ идет ремонт последний, последний мой ремонт... Моя архитектура от шкуры до нутра/ Во власти штукатура», ну и так далее.
Потом я читала его прозу в самиздате и была в него почти влюблена. Ну знаете, как влюбляются в писателей...
У меня вообще есть особенность влюбляться в писателей. Вон и сейчас у меня портрет Сартра висит, а раньше там портрет Сомерсета Моэма был, Паустовского, Бунина. И это влюбленности с полными подробностями – со снами, посвящением стихов, отмечанием дат рождения, писанием писем, которые, конечно же, не отсылались. Вот такая же была влюбленность в Шаламова. Я видела его фотографию в книжке – он там в шапочке такой зековской.
А в то время я работала директором клуба книголюбов «Эврика». Там собирались читатели, писатели, шли разговоры. Среди тех, с кем я общалась, был Юлий Анатольевич Шрейдер, кандидат физико-математических наук (это было в году 76-м), сейчас-то он академик. Я обратилась к Шрейдеру с просьбой, чтобы он мне помог устроить в дом инвалидов одну старенькую питерскую писательницу. А он говорит: «У меня самого есть один писатель, которого я никак не могу никуда пристроить». Я спрашиваю: «А кто это?» «Да ты его не знаешь. Это Варлам Шаламов». Это был конец 77-го года, мне было 38 тогда.
