– Помните, что я сказал! Никакого сопротивления. Если придут немцы, пусть забирают что угодно. Берегите только себя. Камилло не хотел бы, чтобы вы с бабулей пострадали, сражаясь за его имущество. Он всю жизнь беспокоился только о Еве, а ее теперь буду беречь я. Обещаю.
Удивительно, но Фабия не плакала. Кажется, для слез она была слишком напугана – маленькие ладони тряслись, улыбка дрожала, – и Ева едва подавила желание сказать Анджело, что передумала. Внезапно ее охватило ужасающее предчувствие, что она видит Сантино и Фабию в последний раз, что воды Леты смоют их точно так же, как отца и дядю Феликса, – ни письма, ни надежды. Должно быть, она чем-то выдала свою панику, потому что Фабия тут же стиснула ее руки, и страх на старческом лице сменился бесконечной любовью.
– Мы любим тебя, Ева, – сказала она твердо. – Мы прожили хорошие жизни и были счастливы. Не переживай за нас. Мы есть друг у друга, а дела потихоньку наладятся. Когда-нибудь война закончится, и мы все снова будем вместе. И тогда ты мне сыграешь, ведь правда?
– Правда, – прошептала Ева, уже не пытаясь сдерживать слезы.
Фабия притянула ее к себе и прошептала на ухо:
– Господь тебя видит, Ева. И Анджело Он видит тоже. Это любящий Господь.
Ева крепко обняла ее в ответ, хотя мысли ее и противоречили чувствам. Господь видел либо всех, либо никого. Слишком многие взывали к Нему в отчаянии, чтобы Он мог по-прежнему наблюдать за ними, ничего не делая.
Анджело коснулся локтя Евы, подхватил ее тяжелый чемодан, сунул под мышку той же руки собственную небольшую сумку и, склонившись за тростью, позволил Фабии обнять себя в последний раз. Ева взяла второй чемоданчик поменьше и футляр со скрипкой, и они вместе поднялись в вагон, пообещав прислать весточку, как только доберутся до Рима.
– С ними все будет в порядке. Им не о чем беспокоиться, – сказал Анджело негромко. И хотя он не добавил «…теперь, когда ты уехала», Ева услышала эти слова почти так же отчетливо, как если бы он их произнес. После начала немецкой оккупации те, кто укрывал евреев, никогда не могли считать себя в безопасности. – Кстати, вот твой паспорт.
Ева озадаченно взяла документы.
– Но у меня есть паспорт, Анджело.
– Священник не может путешествовать наедине с молодой дамой, только если она не приходится ему родственницей. Теперь ты моя сестра. Видишь? – Он постучал по паспорту, который Ева до сих пор оцепенело сжимала в руках, и она наконец обратила внимание на написанное внутри. Документы выглядели абсолютно настоящими – от официальной эмблемы до надписей и печатей. Ева могла оценить работу. Она помогала Альдо Финци делать фальшивые документы с тех самых пор, как Камилло уехал в Австрию и не вернулся. Но по этим документам ее звали Ева Бьянко, и она больше не была еврейкой.
