Вдруг она почувствовала, что ей стало грустно и одиноко, и она подумала о том, что ей хочется, чтобы то, что будет потом, стало не потом, а сейчас, не в мечтах и снах, а на земле, здесь, у нее, рядом с нею и каждый день, потому что очень уж это обидно: все время только и думать, и надеяться, и ждать, а дни проходят и проходят, а у нее даже того, что она задумала, нету.
Ей не понравились эти мысли о себе и эта обида. С чего это вдруг на нее нашло?! Она выругала себя, назвала жадной и нетерпеливой и рассмеялась. Ей-то что — и легко и свободно живется, и не такие уж у нее трудные заботы, как у других, а только вот подумалось о лучшем. Ей бы только Муратку, чтобы он вернулся, вот тогда у них каждый день была бы радость.
Через час, отдав хозяевам Муратова саманного домика четырехмесячного бычка, которого ей вручили в колхозе, она неистово стала приводить уже свой дом в порядок.
Ну вот… теперь и у нее есть свой дом на земле, личный, навсегда, в котором можно спрятаться от грозы, зноя и холода и жить и радоваться. Только вот нужно еще вставить стекла, сменить дверь и укрепить крышу.
Днем она долго и молча обмазывала его глиной, отбегала в сторонку и оглядывала, будто оценивая, а потом входила внутрь, в темноту, и всматриваясь в стены, замечала кое-где щели, в которые проваливались лохматые золотые полоски дневного света, ахала и снова принималась нашлепывать глину.
Перепачканная, веселая и суетливая, она проворными маленькими руками залепила дыры, с ласковым бормотанием гладила стены, будто успокаивала живое капризное существо, корову Машку с белой звездой на лбу, например. Ей радостно казалось, что она отвоевала-таки себе кусочек вселенной и что раз уж у нее есть свой дом, то теперь Мурат непременно вернется, и она снова оглядывала дом и с огорчением замечала, что чего-то в нем не хватает. Не хватало трубы, и чтоб из трубы шел веселый дым. А так он, пожалуй, не хуже, чем у других. Хозяева подарили ей старую кровать, которую она застелила купленными в магазине матрасом, простынями и теплым верблюжьим одеялом. В углу, там, где они спали когда-то с Муратом, раскинула кошму. На стол поставила новую керосиновую лампу. К осени в их деревне обещали провести электричество.
Над кроватью она повесила для красоты свое праздничное платье с монистами и прибила газету «Сельский день», в которой был напечатан ее большой портрет.
Она была рада как девчонка, и душа ее ликовала, и хотелось всех пригласить к себе в гости. Да и как ей было не гордиться, раз теперь она начала жить самостоятельно.
