Сейчас на берегу тихо. Доярки ожидают, когда пастух Василий пригонит стадо на водопой. Они все набились в большую прибрежную будку и судачат, кто о чем.
Нет среди них только татарки — Нинки Хабировой. Она ушла на песчаную косу со своей всем известной невеселой думой.
Нинка снова вернулась сюда, в эту деревню, вернулась потому, что когда-то жила здесь с пастухом Муратом в его саманном домике. По деревне о них говорили: «То ли муж с женой, то ли брат с сестрой… Непонятно. Подобрал где-то в степи Мурат себе пару».
Потом она неожиданно исчезла. Вскоре и Мурат продал саман и тоже исчез из этих краев. Сказывали: устроился на железную дорогу в ремонтную бригаду.
И вот Нинка вернулась. Ей сейчас негде жить. Сначала она устроилась нянькой и смотрела за хозяйством у тракториста, который имел добротную избу и много детей. Но потом ей там разонравилось: тяжело с оравой, хоть она и привыкла и полюбила чужих малаек, а еще тяжелее — колка дров и огородная маета. И она пошла на ферму в доярки, ночуя то у подруги Груши, а то и в будке. Самой большой мечтой ее было выкупить, саманный домик, где она начинала свою жизнь с Муратом.
Сегодня в колхозе расчет-получка, да и к председателю у нее есть серьезный и злой разговор…
Нинка — маленькая и худенькая, с коричневым лицом и умными глазами, одетая в ситцевое темное платье и пиджачок, босая — одиноко стояла сейчас на песчаном берегу и грустно посмеивалась, вспоминая свою небогато прожитую и невесело начавшуюся жизнь. Она с тоской смотрела в зыбкие ковыльные дали, в которых где-то затерялся муж — Мурат, и глаза ее под круглым детским лбом то бегали и искрились от несбыточной надежды вдруг увидеть его, когда она оглядывала степь, то затухали, полуприкрытые густыми ресницами, и туманились, и видели только песок, воду и лопухи…
Она вспомнила, как давно-давно, когда она уже начала ходить, но еще ничего не понимала и всего боялась, ее отец — скотовод, угрюмый татарин, возил ее за собой по степи, свою единственную дочь.
Он брал ее с собой всегда и всегда боялся, что она потеряется. Он заботливо укладывал ее в таратайку, укрывал кошмой и старательно накрепко привязывал веревками, чтоб не выпала. Под кошмой было жарко и душно, но она выглядывала оттуда и озиралась вокруг испуганными и блестящими от восторга черными глазками, видела степь, дороги, лес и горы и ойкала и восхищалась: сколько земли, без конца и края, и неба много над нею, а солнце все время одно.
