— А что говорит твоя экстрасенсорика? — спросил за спиной Кирилл у Анечки.
— Ничего не говорит, — честно сказала она, — то есть, говорит, но странное, тут кто-то живёт, но сейчас его нет. И я не знаю, экстрасенсорика это, или просто мне догадка в голову пришла.
— Короче, — я высунулся наружу, — дом этот нежилой, да и нам там делать нечего, даже печки нормальной нет, предлагаю, раз уж ночь, развести огонь здесь и заночевать. А в дом не пойдём.
— Мне он тоже не нравится, — поддержал меня Кирилл, — погода хорошая, тепло даже, а я уже привык под открытым небом спать.
Так и поступили. Дрова проблемой не были, костёр развели напротив входа, но так, чтобы не спалить сам дом. Варить ужин не стали, сказывался дефицит воды. Да и еда уже была на исходе, с завтрашнего дня паёк станет меньше, а послезавтра и вовсе придётся голодать. Сухари и вяленое мясо, которые мы запивали водой из источника в горах. Вода эта напоминала минералку, но пить её было можно, жажду утоляла хорошо. На десерт съели остатки варенья, утащенного из домика деда.
К ночи здорово похолодало, потянуло промозглым осенним ветром, все подсели поближе к костру и протягивали руки, чтобы согреть их. Сторожить сегодня первым вызвался я, а потом Кирилл, остальным можно на боковую. Часы показывали девять часов вечера, но время в этом мире было специфическим.
Кое-кто уже успел заснуть, когда я, сквозь тихое потрескивание огня, различил шум в лесу. Снова кто-то большой ходил между деревьев и трещал ветками. Панику поднимать нужды не было, преследователь наш отличался нерешительностью, поэтому я, вынув револьвер, аккуратно толкнул в бок Анечку. Она открыла глаза, посмотрела на меня, хотела что-то сказать, но передумала, вместо этого молча села и посмотрела в сторону леса.
— Он пришёл, — сообщил я ей очевидное, — стоит где-то там, что можешь сказать?
— Могу сказать… — она задумалась, — он боится.
— Ещё бы не боялся, — усмехнулся сзади Кирилл, поднимая меч.
— Нет, — она продолжала смотреть в темноту и думать, — он не нас боится, он бежит, бежит от кого-то, кто его преследует. Он прячется. Давно. Он устал. Он голоден.
На последних словах девочка едва не заплакала. Видимо, чувства неизвестного были ей близки.
— Эй, ты! — крикнул я в темноту, — если ты не враг, то не прячься, выйди к нам и назовись. Мы ждём.
На всякий случай, я не убирал оружие. Думал он долго, минут пять, или около того. Потом снова послышалось шевеление, словно к нам кто-то направлялся. Его уже можно было различить, но сразу за ближайшим деревом он остановился в нерешительности.
