– Ну это мы еще посмотрим, – ядовито процедила свекровь и бросила трубку.
Киру колотило еще полчаса. Она жадно, крупными глотками пила воду прямо из фильтра, проливая себе на грудь, на ноги, на пол. Свекровь всегда ненавидела ее: смерила холодным взглядом во время первого знакомства, с поджатыми губами сидела на свадьбе, ни разу не позвонила в роддом и не пришла взглянуть на внука. Ее интересовал только Вова – и то только как вещь, которую используют не по инструкции и которую хотелось бы вернуть назад.
Кира пробовала смириться – занималась аутотренингом, читала в Интернете истории о неадекватных родственниках, чтобы убедить себя, что у нее всё, в принципе, сносно, – но получалось плохо. Очень плохо. Никак.
Когда с работы вернулся Вова, она мыла руки. Намыливала земляничным мылом, долго терла друг о друга, смывала густую комковатую пену – намыливала снова, терла, смывала, намыливала, терла, смывала.
– Опять? – спросил Вова, встав в дверях и принюхиваясь к резкой, едкой земляничной отдушке.
– Опять, – кивнула Кира.
Намылить, потереть, смыть.
– Я же говорил – не принимай близко к сердцу. – Он отодвинул ее и брезгливо прополоскал кончики пальцев под струей воды.
Намылить, потереть, смыть.
– Не могу, – ответила она. – Не могу.
Намылить, потереть, смыть.
– Ну и дура, – пожал он плечами и вытер руки о ее футболку. – Есть хочу, – бросил он, выходя из ванной. – Есть чо?
Накладывая ему котлеты, она увидела содранную кожу на своих костяшках – словно только что с остервенением била кого-то. Он тоже заметил.
– Смажь чем-нибудь, – наставительно сообщил, ковыряясь вилкой в еде и стараясь не смотреть на ее руки. – Инфекцию занесешь. И вообще неприятно.
– Перепечь, – сказали четко и ясно над ее левым ухом.
Кира дернулась, ударилась виском о кухонный шкафчик, ойкнула – и осела на пол, схватившись за голову.
Вова поморщился и отправил кусок котлеты в рот.
Ночью она дремала в кресле рядом с Юрочкиной кроваткой.
Вова храпел один в постели, вольготно развалившись и сбив одеяло к ногам.
Она то проваливалась в тяжелый, липкий, вязкий сон – то, вздрогнув, просыпалась и терла сухие, саднящие глаза. Юрочка ворочался, вздыхал, чуть постанывал – как всегда. Вова что-то зло бормотал во сне – тоже, впрочем, как всегда. Кира пыталась понять, как все это произошло с ней. Откуда, почему, как у нее вдруг оказались нелюбящий муж, ненавидящая свекровь – и ребенок, который, кажется, тоже терпеть ее не может? «Нет, нет!» – вдруг испугавшись своих мыслей, хлопнула она себя по губам. Нет, Юрочка просто болеет! Его болезнь – это не отношение к ней, это просто болезнь, а болезнь не может любить или ненавидеть людей, она их просто жрет!
