На вахте зазвонил телефон, но мы не обратили на него внимания. И, пока он заливался недовольной трелью, мы хихикали у дверей директорского кабинета. Собственно, там было три кабинета в одном — проходной секретарский («А где бабуля? Я за неё!»), слева — замдиректорский («Я — Ужас, летящий на крыльях ночи!»), а справа — директорский («Царь, очень приятно, царь!»).
— Теперь его точно уволят, — напророчил Валик.
— Или нас, если не снимем, — поддакнула я.
— Не, на нас и не подумают, — отмахнулся он. — Это Игорек известный массовик-затейник, а мы так… мимо проходили.
— А ведь он и над нами постебался… — сообразила я запоздало.
— Да ладно, это же шутка.
Правда, своё мнение Валик изменил быстро — как только мы зашли в родной кабинет и заметили плакат, пришпиленный к дизайнерскому компьютеру: «Мы великие таланты, но понятны и просты, короли и музыканты, акробаты и шуты!». Друга аж перекосило.
— Да ладно, это же шутка, — передразнила я. — А он в точку попал, заметь. Ты ж у нас — человек-оркестр, пять профессий в одном флаконе и на одну зарплату.
Валик глянул исподлобья и первым подоспел к моему столу, загородив спиной обзор. И весело хмыкнул.
— Дай посмотреть! — я встала на цыпочки, заглядывая через плечо. — Мой же диагноз!
А он из вредности ссутулился над монитором, зараза такая. Я фыркнула и сняла шубу. Однако жарко… На монитор своего компа Игорек прилепил плакат с собственной же довольной физиономией и надписью «Доброе утро, страна!»
— Смотри, Вальк, а себя-то он не обидел!
— Где? — друг обернулся, отодвинулся, и я наконец рассмотрела своё рабочее место.
Теперь перекосило уже меня:
— Ах, гаденыш!..
— Говорят, мы бяки-буки, как выносит нас земля… — пропел Валик, копируя голос разбойницы из «Бременских музыкантов». — А что, ты вылитая атаманша, Вась. Тебе бы ещё в черный перекраситься и… Ой!.. — и потёр затылок. — За что?
— Все ему рассказал за перекурами, да? — прищурилась я.
У каждого есть своё неприятное детское воспоминание, и мое было связно со школьной постановкой «Бременских музыкантов», где я играла атаманшу. Вернее, я попыталась её сыграть, но не вовремя испугалась. И, жалобно проблеяв первую строчку вышеупомянутой песни, с позором сбежала за кулисы, едва не сорвав постановку. С тех пор — со времен пятого класса — много воды утекло, но и на эту песню, и на мультик я по-прежнему реагировала неадекватно. И Валик об этом знал — в той постановке он играл Трубадура.
— Ну… да. Случайно… — друг опустил шкодливые очи долу.
