Над ними распласталась ночь древних легенд. Магическая ночь, в которую совершались тайные ритуалы. Безумства предков, воспринимающихся безгрешными истуканами, проступили через шлифовку социумом. В конце концов, кому и что они должны? Разве она виновата, что так утончена, разве он в ответе за свою безудержную энергию, заражающую других? Главной фобией Миры стало то, что Тим исчезнет, оставив после себя всё как прежде. Никому не нужное пустое прежде взамен ослепляющих цветов своего существа. Их похожесть придавала совершаемому что-то сакральное, запретное, только их собственное и ничьё больше. Такая юная, такая его родная. Лучший друг, соратница…
Мира предпочла просто отключить разум, оставив себе лишь пожирающий мир чувств и прикосновений. Пусть Тимофей сделает с ней всё, что хочет, лишь бы хотел. Его упругое тело плясало с ней в каком-то пугающе гармоничном танце. Это было вовсе не то, что с Артёмом. Не ободранное утоление инстинктов и злорадство в мегаполисе, где отношения щеголяли щедрой приправой демонстрации собственного благополучия в обход партнёра, чтобы в конце концов похвастать победой над ним. А растворение в терпком вкусе приоритетного существа, возносящее и разбавляющее в прозрачно-синем соке Вселенной. Впервые Мира чувствовала такое тотальное единение с чужой душой. Не было больше ни её, ни его, лишь они – исконный феномен редкостного совпадения духовной и физической близости.
Это была другая жизнь, подобие литературного салона. Они спорили, смеялись, влюблялись – словом, чувствовали, что существуют, что жизнь хлещет через край, затопляя их своей тёплой патокой. Выбившись из провинции, Мира жаждала этого, погрязая в затуманенных рассказах Серебряного века. Ведь такой стёртой тоской преследовали россказни об интеллектуальных сборищах прошлого, заражающих своим вдохновением всех, кто имел к ним отношение.
Для Миры по мере взросления феномен человеческих отношений становился более отчётливым и обросшим взаимоисключающими деталями, но по-прежнему неописуемым, что не мешало удивлению от многообразия этих вариаций. В основе всех взаимоотношений, по её мнению, лежал беспредельный эгоизм автономного существа, жаждущего для себя страсти, познания и вдохновения, самоутверждения или уважения. В бескорыстную любовь Мира не верила, виня в неудачах и страданиях, которые европейцы возводили в культ, на рефлексии строя цивилизации, более социальный институт, чем поведение отдельно взятых людей.
