На следующий день в городе начался холодный мерзкий дождь, а в воскресенье или в день солнца, как тут его называли, он плавно перешел в мокрый снег. В середине октября в Праге это было редкостью.
В воскресенье Наста отправилась на похороны Клима, а я не пошла. Все равно не знала этого агента, а встречаться еще раз ни с Миррой, ни с Казимиром не было никакого желания. Весь день лежала носом к стенке и хандрила. Подруга вернулась с церемонии продрогшая до костей и уже к утру понедельника, или, как его здесь именовали, лунного дня, окончательно разболелась. Однако все равно поперлась на работу, как я ее ни отговаривала.
Собиралась уже выйти в город, чтобы всерьез поспрашивать в кафешках и пабах не нужна ли им сообразительная и шустрая работница, как неожиданно вернулась Наста. Вид у нее был такой болявый, что краше в гроб кладут. Уходила в светлом пальто, а теперь стояла в прихожей в одежде гвардейца кардинала: черные кожаные брюки и камзол, ботфорты и широкая шляпа с пером, поперек груди широкая перевязь со шпагой.
– Мне на задание надо, – сиплым голосом сказала она, – а меня что-то штормит. Сделай мне горячего чайку, и я пойду.
– Тебе температуру померить надо, – сказала я, пощупав ее лоб, – у тебя лекарства есть какие-нибудь?
– Малиновое варенье есть. Его и съем. Поставь чайник, пожалуйста.
«Температура тридцать девять и три. Ей нельзя никуда ходить. Есть риск обморока», – произнесла Рыжая у меня в голове. Я уж совсем забыла о ее существовании. Кстати, зря я ее в Бергамо не взяла. Уж она точно помогла бы найти и монеты, и осколок. Вот же дурочка.
– Нельзя. Тебе не на задание, а лежать надо. Как мне прописывала. Сутки постельного режима как минимум, пока температура не спадет.
– Нет. Я не могу. Казимир совсем озверел. Сказал, что уволит к чертям. Мирра рядом стояла, красная как поросенок, которого сейчас от газов порвет, но ничего не сказала, – Наста говорила с одышкой, словно каждое слово давалось ей с большим трудом. Ну куда ей на задание? Она с ума сошла?
– Ему Тая на хвосте принесла, что прямо сейчас можно перехватить того, кто знает, где хранятся дневники, а он за ними много лет как маньяк охотится. Медлить нельзя. Надо попасть в тот мир сегодня, иначе потом свидетеля найти будет невозможно. Кроме меня больше некому. Казимир заявил, что если не справлюсь, то выгонит вслед за тобой. Все прошлые косяки припомнил, зараза.
– Какие еще дневники?
– Вроде как самой Красной Королевы. Невозможная удача. Казимир охотиться за всем, что с ней связано, и тут вдруг возвращается Тая и сообщает, что капитан одного корабля слышал, как два пассажира шептались о дневниках какой-то королевы. В переводе с его дурацкого языка, что рыжий, что красный, все едино, но есть вероятность, что речь шла не о какой-то рыжей аристократке, а именно о том сокровище, которое главу с ума сводит. Кто именно заикался о дневниках, из пьяного моряка выудить не удалось, но этот человек еще не успел уехать от порта далеко. Тая обыскала весь город, но даже следа не нашла. Вернулась и передала эстафету. Поэтому я не могу болеть. Если подведу… то мне конец. Я должна… идти…
