Следствие пыталось зацепиться за тот факт, что открывать пошёл сам Стас – возможно, ожидал гостя. Но пришлось признать, что Мари и дети остались живы только благодаря случаю.
* * *
Первый год одиночества достался нелегко. Было много слёз, тоски и депрессии. В чём-то помогла йога, научившая терпению. Помогли родители, друзья, забота о детях.
Потом началась перестройка. Потом мы с Мари познакомились на дне рождении у коллеги, куда её затащил отец, чтобы дочь не сидела вечно дома одна-одинёшенька. Потом мы полюбили друг друга. Потом мы поженились.
При всей любви и отзывчивости ожидать от Мари самоотверженности сложно. Сибаритство ей всё-таки присуще, несмотря на умение медитировать и принимать позу лотоса. Ни разу за всё время нашей семейной жизни Мари не ездила на аэродром провожать меня в командировку, ни разу не вызвалась встретить при возвращении. Не то чтобы встречи и проводы мне были нужны (я бы уговорил её остаться дома), но было бы приятно услышать предложение проводить меня до Шереметьева. А Мари отличает здравый подход к любой деятельности.
И всё же спокойная реакция на мои откровения насторожила – понимает ли Мари, что нам предстоит? Видит ли, во что я её вовлекаю?
У меня комок в горле – не решит ли она, что на первом месте у меня эгоизм.
Может быть, рассуждения о необходимости довериться человеку, который никогда не подведёт, о благородной миссии, выпавшей на мою долю, не более чем отговорки? Может быть, на самом деле я пытаюсь спасти собственную шкуру, подставляя любимую женщину?
Но ведь это не так. Если меня не станет, Мари придётся повторить уже пройденный однажды путь. Хотя скорее всего, чуда на сей раз не случится и её тоже «исчезнут», на всякий случай, мало ли что муж рассказывал жене в ночной тишине уютной спальни.
Если бы я уехал один, оставив Мари в Москве, всё было бы ещё хуже – с момента моего отъезда она оказалась бы без защиты. Если бы я не рассказал ей всё, что ей необходимо понять, то шансов у Мари просто бы не оставалось. Никаких.
* * *
Брак обречён в тот момент, когда одному из супругов приходится приносить себя в жертву ради его спасения. Мы знакомимся на вечеринке, на лекции или в купе поезда. Влюбляемся, ходим, держась за руки, щебечем, рассеянно слушаем любимого человека, которому не терпится поведать о себе. Потом начинается совместная жизнь. Один из супругов рассказывает о своём детстве во второй, в третий, в десятый раз. И тогда приходят раздражение, неприятие, несогласие, желание отдохнуть. Раздражают привычки, вчера казавшиеся привлекательными. Мы не приемлем жестов партнёра, на которые вчера не обращали внимания; злимся за повторяющиеся шутки; бесимся из-за с апломбом высказанного мнения, особенно если партнёр не оставляет шансов на сомнения в собственной правоте. Вместе с раздражением приходит нежелание видеть партнёра за общим столом, в одной квартире, в собственной постели.
