– Губа не дура, – поддержали со стороны.
Кто-то потерял друга и беспрерывно звал:
– Ваньк! Ванька-а! Где ты? Я тебе место держу!
Костер погас, а шум не утихал. Пожилые мужики и бабы всерьез начали ворчать:
– Хватит вам, окаянные! Завтра подниматься чуть свет, а они содом устроили, черти полосатые!
– Молодежь – под лоханкой не найдешь.
– Пусть хоть один проспит завтра! Самолично дегтем изгваздаю.
– Спать! – сурово сказал бас, и стало немного тише.
Кузьме нравилась эта кутерьма. Он понимал теперь, почему Федя любит покос. Это смахивало на праздник, только без водки и драк. Он лежал, прижавшись к чьему-то теплому боку, и беззвучно хохотал, слушал озорных ребят и девок. «Где-то Клавдя там моя», – с удовольствием думал он.
Он попал в балаган с пожилыми. В нем было тихо. Зато в соседнем ни на минуту не утихала возня. Ребята прыскали в кулаки, гудели. Иногда кто-нибудь негромко звал:
– Маня. А Мань! Манюня!
– Чего тебе? – откликались из шалаша подальше.
– Это правда, что ты меня любишь?
– Правда. Высохла вся.
– Что ты говоришь! Я тебя тоже. Поженимся, что ли?
– С уговором, что ты, перед тем как целоваться, будешь сопли вытирать.
В том и в другом балагане приглушенно хохотали.
– Я сейчас пойду женю там кого-то! – опять сказал бас, уже сердито. – Кому сказано – спать!
Кузьма никак не мог вспомнить, кому принадлежит этот бас.
Возня стихала, но потом опять все начиналось сначала. Опять слышалось:
– Маня! А Маня! Х-хых...
Маня больше не отвечала.
– Девки! Пойдемте саранки копать?
– Спите, ну вас, – ответили из девичьего балагана.
Понемногу все затихло. Скоро отовсюду слышался легкий, густой, с придыхом, с присвистом храп. Люди спали перед трудным днем, как перед боем, – крепко.
Поднялись, едва забрезжил рассвет. Отбили литовки и пошли косить.
Молодые не выспались, ежились от утреннего холодка, зевали.
– Господи, бла-аслави! – громко сказал высокий, прямой мужик с выпуклой грудью (Кузьма узнал вчерашний бас), перекрестился и первый взмахнул косой.
Литовки мягко и тонко запели. Тихо зашумела трава.
Шли вниз по косогору. Мужики – впереди.
Кузьму еще раньше Николай научил косить. Шел Кузьма в бабьем ряду за Клавдей. Клавдя была в том самом легком ситцевом платьице – с мелкими ядовито-желтыми цветками по синему полю, – в котором Кузьма впервые увидел ее, и подвязана белым платочком под подбородок, маленькая, аккуратная, броская, сама как цветок, неожиданный и яркий в тучной зелени долины.
Кузьма с радостью смотрел на нее. «Чего я, дурак, искал еще?» – думал он.
