Кузьма устало присел на верстак.
В завозне было прохладно, пахло стружкой и махрой. По стенам на деревянных спицах висели пилы, пилки, ножовки, обручи... В углу свалены неошиненные колеса.
– Ах, варнаки проклятые! – ругался Сергей Федорыч, сокрушенно качая головой. – Что я теперь без топора буду делать?
Кузьма встал:
– Спросят – скажи, я в район поехал. Скоро вернусь.
– Ты зачем туда?
Кузьма, не отвечая, вышел из завозни, сел на коня и выехал со двора.
33
Вернулся Кузьма через два дня.
Не заезжая домой, проехал прямо в сельсовет.
Его встретил на крыльце сияющий Елизар.
– У нас гость! – возвестил он, непонятно улыбаясь.
Кузьма почувствовал почему-то неприятный холодок под сердцем.
– Какой гость?
– Гринька Малюгин.
– Что ты говоришь!
Кузьма спрыгнул с лошади, прошел в сельсовет: подумал, что Гринька пришел сам.
– А где он?
– В кладовке.
– Его поймали, что ли?
– Ага. Федя Байкалов вчера привел. Накостылял ему, видно, по дороге. Едва приволок.
Гринька лежал в кладовой на лавке, закинув ноги на стенку. Харкал в низкий потолок, стараясь попасть в муху. Плевки ложились рядом с мухой. Муха почему-то упрямо не улетала, только переползала с места на место.
На стук двери Гринька повернул голову, широко улыбнулся старому знакомому.
– A-а! Здорово живешь!
– Здорово, – весело сказал Кузьма. – Со свиданьицем! Очень рад.
– Спасибо! – откликнулся Гринька, не снимая ног со стенки. – Опять меня поведешь?
– Нет, теперь по-другому будет. Как же ты попался?
– Бывает, – сказал Гринька и опять харкнул в потолок. – Бывает, что и петух несется.
– Федор тебя поймал, говорят?
– Этому человеку можешь от меня передать, – Гринька снял со стены ноги, сел на скамейке, – я у него в долгу.
– Какие вы грозные все! «В долгу-у»... Плевал он на таких страшных!
Гринька нахмурился, зловеще сломил левую бровь, но сам не выдержал этой гримасы, улыбнулся.
– Глянешься ты мне, парень, – сказал он. – По-моему, ты не дурак. Тебя как зовут?
– Отдыхай пока. Потом поговорим. Невеселые тебя дела ждут, могу заранее сказать.
Гринька вопросительно и серьезно глянул на Кузьму, но тотчас овладел собой.
– У меня, паря, всю жизнь невеселые дела. Так что не пужай, – лег и опять закинул ноги на стенку.
– Ну, такого у тебя еще не было, – сказал Кузьма, вышел и запер кладовку.
Елизар что-то писал, склонив голову на левое плечо и сильно наморщив лоб.
– Гриньку беречь, как свой глаз, – сказал Кузьма. Бросил на лавку красноармейскую шинель и шлем. – Да, и вот еще что: я теперь буду секретарем сельсовета.
