– Уму-разуму ищу, златом-серебром плачу!
Через миг дверь со скрежетом отворилась, и из сумрака высунулся Старый Курт.
– Вот и молодец, Томас Благ, – сказал он. – О, а с ним и прекрасная дама. Милости просим, милости просим. Заходите – да берегите головы.
Я взглянул на Анну, на её шрам, на кинжалы, на перепачканное мужское платье и подумал: а видел ли Старый Курт хоть раз, какие бывают эти самые прекрасные дамы? Верно, ни разу.
Мы прошли вслед за Куртом в дом – окна были забиты, и внутри стояла полутьма, разбавленная кое-как светильниками. Было грязно, пахло премерзко, но в этом доме хранились и всамделишные сокровища. Всякие чудные штуки, которые не так-то просто заметить, если нарочно не искать. Вот меч над каминной полкой, ножны сплошь в паутине – а ведь когда-то владел им некий король. Вот на подоконнике череп со вмятым виском – вполне возможно, череп того же самого короля. Вот латунный подсвечник, весь в ссохшейся сальной корке – на деле он из чистого золота. Во всяком случае, именно так рассказывал мне в детстве Старый Курт.
Воспоминания вызвали у меня улыбку. Тогда казалось: он скверный старый хрыч, натащивший целый дом всякого дерьма, вот только он один отгонял от меня колёсную шпану, когда я на улице размешивал раствор. Не отец, именно Старый Курт взял на себя эту задачу. Отец-то считал: мальчикам полезно драться, это, мол, сделает из них мужиков. Хотя, принимая во внимание, что происходило у нас дома по ночам, думаю, это последнее, чего он желал добиться. Впрочем, об этом сейчас думать совсем не хотелось. Вот ни разу. Мне тогда было всего-то десять лет, а их целых трое, все уже небось бреются – но, пока Курт их разгонял, отец не вмешивался. Я сказал Анне, что мы не друзья со Старым Куртом, что верно, то верно, однако у меня – в благодарность за эту защиту – всегда найдётся для него время.
Курт подтащил своё кресло к камину и указал нам на пару колченогих табуретов. Старику было почти восемьдесят, но выглядел он всё так же, как я его запомнил по малолетству. Худощавый, узкоплечий, с заострённым лицом и клочковатой бородёнкой он и сам походил на крысу, прибитую к двери. Жиденькие седые волосы были короткими, но сальными и топорщились во все стороны, взъерошенные его по-крысиному юркими пальцами.
– Вынимай своё серебро, Томас, да выкладывай свои заботы, – начал Курт.
Я посмотрел на Анну:
– Твой вопрос, ты и задавай. И серебро за ответ пусть будет твоим.
Анна вынула из кошелька одну марку и вложила в протянутую чумазую ладонь. Курт глянул на монету, потом снова на Анну и ухмыльнулся.
