Многие улицы в Эллинбурге назывались по ремёслам, которыми на них занимались сотни лет назад. Сетевязальному ряду, где жил доктор Кордин, имя это шло как нельзя лучше: то была убогая улочка у реки в самом сердце Вонища, на которой жили бедняки и своими больными узловатыми пальцами вязали рыболовные сети, чтобы как-то заработать на кусок хлеба. Улочка кончалась Рыбачьими воротами, где речная вода просачивалась в подвалы, а люди тянули из загаженной реки полудохлую рыбу, чтобы прокормить своих столь же полудохлых жён и детей. Ну а в Торговом ряду, через полгорода отсюда, ближе к губернаторскому дворцу и Великому храму, жилось совсем по-иному. В Торговом ряду располагались здания купеческих гильдий, поэтому там водились деньги. И даже сейчас, учитывая состояние, в котором пребывал весь город, деньги в Торговом ряду водились всё равно.
У дома гильдии торговцев пряностями находилась лавка цирюльника, в которую я до войны частенько захаживал, туда-то мы и направились в первую очередь. Там было, конечно, недёшево, но, как я уже говорил, надо соответствовать ожиданиям общественности. Кордину врачевание давалось всегда лучше, чем брадобритие, и я его с бритвой и близко не подпускал к своему лицу.
Мы спешились, Лука распахнул мне дверь. Пожилой человек в фартуке уже где-то наполовину обрил богато одетого незнакомца: сначала он надменно оглядел Луку, а потом заметил меня. На его розовом лице отобразилось потрясение.
– Господин Благ! – И дрогни бритва у него в руке чуть посильнее, сидеть бы его посетителю с перерезанным горлом.
– Здравствуй, Эрнст, – сказал я. – Я вернулся домой, мне постричься и побриться.
Никогда мне ещё не приходилось видеть, чтобы цирюльник так споро закончил бритьё. Эрнсту было лет шестьдесят, если не больше, но при необходимости он мог работать очень проворно.
Кто бы ни был человек в кресле, менее чем через пять минут вышел он сухим и гладко выбритым.
– Простите за задержку, господин Благ, – сказал Эрнст, потирая пухлые розовые ручки. – Простите великодушно. Извольте видеть, я сейчас тут один. Мой ученик ушёл на войну да пока не вернулся, так что я целый день сбиваюсь с ног. Присаживайтесь, сударь, присаживайтесь.
Я снял сутану, он усадил меня в кресло в одной сорочке, при этом суетился вокруг меня так, словно к нему в лавку пожаловал целый удельный князь. Хорошо. В конце концов, это мне и нужно. Я – Томас Благ, а в Эллинбурге я и был на положении грёбаного князя.
